Замок среди деревьев - Рэчел Линдсей

Португалия подкрадывается к вам незаметно, тихо, очаровывая своей красотой и волшебством. Нужда здесь идет рука об руку с богатством, колорит — с однообразием. Эта страна меняется постоянно, но в то же время каким-то непостижимым образом остается такой, какой была сотни лет назад, когда Колумб отправлялся открывать новые земли.

«Ты могла бы задержаться в замке, позволив себе роскошь провести здесь еще несколько недель. Недель… с кем?» Не желая отвечать на этот вопрос, Стефания поспешила по дороге, всем сердцем стремясь уехать в Лондон прямо сейчас.

Отель «Авис» дремал среди темной зелени листвы и был больше похож на частный особняк со следами былого великолепия. Царившее внутри спокойствие нарушал лишь тихий гул голосов людей, сидевших в холле. Карлос и Жаник расположились за угловым столиком. Девушка выглядела очень элегантно в платье с длинной юбкой, и Стефания пожалела, что надела строгий деловой костюм из льна. Она направилась в их сторону, и, когда Карлос встал и шагнул ей навстречу, ее сердце учащенно забилось.

— Итак, вы пришли!

— Конечно. Я же обещала.

— Вы даже не представляете, как мятежно вы выглядели, когда я вам предложил встретиться.

Опустившись в кресло, Стефания приступила к детальному отчету о том, что успела сделать за день. Карлос вежливо и внимательно слушал, не произнося ни слова, до тех пор, пока она не рассказала ему о своей встрече с сеньором Лажосом.

— Думаю, моему отцу он бы понравился, — заключила она, — тем более что я наняла его по вашей рекомендации!

— Как вы дипломатичны! — Темные глаза вспыхнули.

Жаник заерзала на своем стуле.

— А себе вы что-нибудь купили, мисс Норд? Или были слишком заняты?

Радуясь, что может сменить тему, Стефания улыбнулась:

— Ни одна женщина не упустит случая заглянуть в магазин… особенно если она находится за границей. Боюсь, что и я стала жертвой соблазна. Я купила себе туфли и не удержалась, чтобы сразу же их не обновить. — Стефания вытянула ногу и показала ярко-красную туфлю-лодочку.

— Очень изящные, — одобрительно заметил Карлос. — У вас красивые ноги.

Лицо девушки стало почти таким же пунцовым, как и ее туфли. Она поспешно опустила юбку. Жаник сдержанно улыбнулась и наклонилась, чтобы взять из пачки на столе сигарету.

— Лично я думаю, что нет ничего более скучного, чем находиться в обществе новоявленных туристов. Они восторженно восклицают по любому поводу, и у них нет чувства меры. Для них все одинаково: и прекрасное и ужасное.

— Разве можно научиться чувствовать красоту? — возразила Стефания. — К тому же не каждый может себе позволить столько путешествовать, чтобы иметь возможность сравнить и понять своеобразие разных стран. Например, это моя первая поездка за границу.

— Тогда вам простительно. Я с младенчества езжу по свету. Моя мать — португалка, отец — француз. Он много лет проработал консулом.

— Жаник — одна из самых непоседливых молодых леди в мире. — Голос Карлоса был совершенно невыразителен. — Иногда я даже удивляюсь, почему она так надолго задержалась в Португалии на этот раз.

— Теперь ты напрашиваешься на комплимент, — беспечно засмеялась Жаник. — Но я не собираюсь тебе льстить, дружок.

Стефания откинулась на спинку стула, как будто таким образом могла устраниться от разговора, и, заметив это, Карлос встал:

— Нам пора. Я собираюсь сводить вас поужинать в один небольшой ресторанчик, где вы сможете послушать фаду.

Любопытство рассеяло смущение Стефании.

— Это португальские народные песни? — спросила она.

— Да, — кивнул Карлос. — Они ужасно монотонные и меланхоличные. Но именно их португальцы всегда страстно желают услышать, находясь вдали от дома. Один наш писатель однажды сказал, что фаду, нож и гитара — три идола, которым поклоняются жители Лиссабона.

Когда они въехали в бедный квартал, сумерки уже спустились на город. Казалось, теперь они попали в другую страну, в другой век. Узкие улочки, темные и пропахшие пряностями, вином и отбросами, круто возносились вверх в разные стороны. По ним невозможно было проехать на машине. Карлос припарковал «мерседес» и, взяв под руки девушек, повел их по одной из улиц.

— Здесь недалеко, — пояснил он.

— Я охотно пройдусь пешком, — сказала Стефания. — Невозможно «почувствовать» город, когда едешь на машине.

— А это важно для вас?

Карлос наклонился так близко к ней, что его смуглое лицо оказалось почти рядом с ее собственным. Она могла поднять руку и прикоснуться к нему. Стефания отступила на шаг, затаив дыхание. Было слышно, как теплый ветерок Лиссабона шелестит пылью у них под ногами.

Они пересекли дорогу и направились по темной аллее к маленькому ресторанчику. На столах пестрели веселенькие скатерти, свечи бросали золотистый свет на выкрашенные в белый цвет стены и бревенчатый потолок. Тяжелый запах чеснока и паприки висел в воздухе. В одном углу зала играли пианист и гитарист.

Карлос провел девушек к свободному столику и быстро заговорил на португальском с хозяйкой, которая вразвалочку подошла к ним. Она часто кивала и жестикулировала, потом поклонилась и ушла, а Карлос откинулся на спинку стула и улыбнулся.

— Я позволил себе смелость заказать для вас обеих. Твой вкус я знаю, Жаник. Для мисс Норд мне пришлось действовать наугад.

— Это было не трудно, — заметила Жаник. — Мисс Норд — типичный продукт своей страны. Английский цветок, искренний и открытый!

Стефания задумалась, не излишне ли она обидчива и впечатлительна, так как слова француженки, вместо того чтобы звучать лестно, казались из-за едва уловимой вкрадчивой интонации почти оскорбительными. Ей на ум пришло несколько колких ответов, но все они лишь спровоцировали бы дальнейшую перепалку, так что она дипломатично решила промолчать и почувствовала облегчение, когда официант поставил перед ними тарелки. Еда, заказанная Карлосом, была типично португальской: маленькие кусочки рыбы, плавающие в густом соусе, щедро приправленном специями и луком; тонкие эскалопы из телятины, тушенные в сметане. Все это запивалось горьковатым красным вином.

Они уже потягивали кофе, когда пианист взял аккорд, гитарист вышел на середину зала, а тучная хозяйка, развязав фартук, встала рядом с ним и начала петь. Мгновенно все посетители замерли. Во всем зале двигались только руки музыкантов да извивались на сквозняке хвосты голубоватого сигаретного дыма. Хрипловатый голос женщины вибрировал, захватывая своей меланхоличностью. Она начала медленно, почти монотонно, но вскоре печаль мелодии полностью овладела певицей, и ее голос окреп, стал выше, она закачалась из стороны в сторону в такт музыке. Быстрее и быстрее играл пианист, громче и громче бренчала гитара, и вскоре весь зал был заполнен мощной пульсацией ритма, такого простого и примитивного, что брал за душу.

С потрясающей внезапностью песня оборвалась, и женщина очнулась от транса, чтобы принять шумное, почти истеричное одобрение публики.