Любовь к роковым мужчинам - Светлана Лубенец

— Мам, не надо.

— Ну что «мам», что «мам», — неистовствовала на кухне мать. — Она стерва та еще, я слышала. Недаром Максимка ее бросил в свое время… Стоп! Я поняла. Она приехала сюда к Максиму. Услышала, что твой брат вернулся в город, и сама сюда рванула. О, я ее насквозь вижу… Она же интриганка та еще, твоя Маргарита Готье, она в свое время тут натворила дел, когда Максимку пыталась охмурить!

Иван опустил руку с бритвой, некоторое время неподвижно смотрел на свое отражение в зеркале. Одна щека была бритой, другая — нет. Смешно. Хотя Рита действительно спрашивала о Максиме… Но его, Ивана, все спрашивают о старшем брате.

— Пусть она интриганка, — наконец произнес Иван. — Мне все равно. Пусть она кем угодно будет. Интриганкой, воровкой, мошенницей… даже убийцей. Ну и что.

Он принялся методично брить другую щеку.

— Она же к Максиму приехала, не к тебе! — рассердилась мать и рванулась в ванную. — Что это ты тут делаешь? Ой, смотрите на него, люди добрые… Он бороду свою сбрил!

— Так лучше?

— Тьфу! Старший сын у меня нормальный, а младший — дурак… Иван‑дурак, точно! — с чувством произнесла мать и попятилась назад. — Вот Максим позвонит, я ему все скажу, — сообщила она уже из кухни.

— Не смей. Этого нельзя делать!

— Почему же нельзя, интересно?

— Если Максим узнает, что Рита здесь… Ты уверена, что он тоже не захочет ее увидеть?

Грохот, звон разбитого стекла. Наверное, мать уронила чашку.

Но это ничего. Посуда бьется к счастью.

* * *

В квартире было тихо, все спали. Одна Марго лежала у себя в комнате, без сна. Хмель сошел вместе с эйфорией, и теперь настало время жестокой тоски.

Да, через Ваню можно выйти на Макса. И что?

Кстати, какой Иван добрый, хороший. Обаятельный, несмотря на свою разбойничью бороду. Душевный человек. Милый. Это у них семейное, наверное.

На ловца и зверь бежит. Марго ломала голову, как встретиться с Максом и… вдруг столкнулась с его младшим братом.

Он, Ваня, здорово мешал им в юности. А сейчас может пригодиться. Да, Марго немножко обманула его, когда сказала, что хочет написать роман о видногорском Джеке‑Потрошителе… Обманула Ивана, как и других, — свою родню, Костика, преданных читательниц‑почитательниц. Всех.

«А я и не обманывала, — сама себе возразила Марго. — Я, может, действительно напишу роман. Увлекусь этой загадочной историей, и само пойдет. Я просто искусственно пытаюсь вызвать у себя вдохновение. И заодно увидеть Макса. Только вот зачем… О господи, я с ума сойду!»

Громко тикали настенные часы в соседней комнате.

Марго на цыпочках зашла туда, остановила часы. Дверь в следующую комнату была распахнута, и Марго при свете ночника увидела свою прабабку, сидящую в ночной рубашке на краю постели — опустив голову, глядя в пол.

— Бабуля, ложись. — Марго уложила старуху на бок, укрыла одеялом. — Спи!

Прабабка ничего не ответила.

О чем она думает, интересно? Может быть, ни о чем. А может быть, вспоминает прошлое.

Марго сейчас — сорок один.

Матери Марго, Анне Сергеевне, — пятьдесят девять.

Бабушке, Калерии Аркадьевне (бабушке Лере, как ее называют), — семьдесят семь.

А самой Екатерине Петровне, прабабушке Марго (бабе Кате), — девяносто пять.

Прабабка родила бабушку в восемнадцать лет. Бабушка Лера родила маму в восемнадцать. Мама родила Марго в восемнадцать…

Все они, женщины их семьи, рожали в восемнадцать лет. А мужья? Где‑то потерялись. Но дело не в мужьях. Дело в том, что лишь Марго смогла разорвать круг, не стала идти по проторенной, надоевшей дорожке.

И правильно.

К чему лицемерить. В их семье детей никогда не любили. Наверное, от безысходности рожали, потому что так принято. А Марго вот взбунтовалась. Не хочу — и все.

Когда Марго еще звали Ритой Булгаковой (лет десять, одиннадцать ей было), у бабушки Леры заболела голова. У нее никогда ничего не болело, тут вдруг эта напасть… К счастью, боль скоро утихла, но зато Марго случайно услышала разговор матери и бабушки.

Оказывается, в голове у бабушки Калерии намертво сидели четыре металлических иглы! Обычные швейные иглы — и в таком необычном месте. Вот почему все испугались такой ерунды, как обычная мигрень… Из перешептывания матери и бабушки Марго поняла, что иглы в бабушкиной голове обнаружили давно, очень давно, когда бабушке Лере, тогда еще совсем молодой женщине, на голову упала сосулька, и у нее случилось сотрясение мозга… Ей тогда сделали рентген, и неожиданно обнаружился этот казус.

Откуда взялись иглы в голове у бабушки Леры? Когда? Калерия Аркадьевна сама не знала. Не помнила. Не подозревала об их существовании. Врачи тогда сделали вывод, что эти иголки сидели в голове Калерии давно. Очень давно.

Вытаскивать их смысла не было — раз уж столько лет женщина жила с ними. Они никак не мешали ее существованию. Да и повода для столь серьезной операции, как трепанация черепа, не было. Сотрясение мозга от упавшей сосульки тогда оказалось несерьезным, оно никак не повлияло на здоровье бабушки Леры… И мигрень, позже, случилась лишь однократно.

Но четыре иглы в мозгу! Да, живучие они все, Булгаковы, точно кошки.

Вероятно, прабабушка, Екатерина Петровна, в свои восемнадцать лет решила избавиться от ребенка. Изуверским, жестоким способом. Как именно все это происходило, каким образом — даже представить страшно!

Не рожденному еще младенцу, сидящему в утробе (будущей бабушке Марго), затолкали в голову иглы. Чтобы убить его. Но младенец выжил, родился и прожил потом довольно долго, прежде чем рентгеновский снимок высветил тайну прабабушки.

Тайна семьи Булгаковых так и осталась тайной для всех. Ее, эту тайну, почти не обсуждали и внутри семьи. Кроме того разговора, подслушанного юной Марго.

Что еще удивительно.

Бабушка Лера никогда не обсуждала эту тему с бабушкой Катей. С дочкой (мамой Марго, соответственно) она говорила об этом, а вот с матерью — НИКОГДА.

Наверное, бабушке Лере было страшно спросить родную мать — ты хотела меня убить когда‑то? И услышать в ответ — да…

А сейчас с прабабкой и говорить‑то бесполезно. У нее старческий маразм. Она ничего не понимает. Она молчит все время.

* * *

— Доброе утро, — сдержанно произнесла Марго, прижимая к уху сотовый. — Я не рано?

— Нет, я уже давно встал, — отозвался Иван.

— Я… Ты точно ничем не занят?

— Нет. Давай встретимся! Я сейчас подъеду, хорошо?

— Давай, — обрадовалась Марго. «Надо же… Не передумал, как я боялась! Поразительно. А я‑то, я‑то… Только о себе вчера болтала, а Ивана не спросила — как он живет, что ему интересно. Эгоистка!»