Ромео для балерины - Светлана Леонидовна Швецова

сейчас людям помогаю, кто просит.

Она деловито осмотрела девушку, бережно прощупала ей живот, затем положила руку на низ живота и замерла с отстранённым взглядом.

Потом улыбнулась и спросила:

– Ты замужем?

– Да, а почему вы спрашиваете?

– Не хворь это у тебя, милая – ребёночка под сердцем носишь. И мальчик у тебя будет.

Счастливая, Олеська в порыве села на кровати, раскрыв рот от изумления. Подарить Серёге Майорову малыша было тайное страстное желание её уже давно.

– Тише-тише! Плавнее сейчас надо двигаться, привыкай: не одна уже – двое вас.

– А как вы узнали? – спросила девушка, с нежностью поглаживая живот.

– Много на это указывает. Ты вспомни, какие тебе сны в последнее время снились.

Олеся напрягла лоб, припоминая, и сказала:

– Дома ещё снилась мне прозрачная вода, будто я в ней купаюсь. Ещё проснувшись, подумала, что мужа надо на море вытащить – отдохнуть после работы в Москве. А здесь мне снилась речка мелкая, камешки, песок на дне, и плавает большая серебристая рыба, прямо рядом с моей рукой плавает, не боится.

– Ну, я ж говорю, пацан будет! Потерпи, я тебе отвар сделаю, тошнить поменьше станет. И кушать надо хорошо! Слышишь?

      Олеся вздохнула: за два дня она почти ничего не съела.

После отвара Марии Олесе и правда стало лучше. Перед тем как уйти, каким-то образом лекарка объяснила Нане про "интересную болезнь" затворницы. Та всплеснула руками и бросилась к охранникам – радовать.

Слов нет, как обрадовались мужики! Молодой кричал на второго, в летах, и совал ему под нос телефон. Тот, в свою очередь, – на молодого. Имя Зураба сопровождалось размахиванием кулаками и жестами отчаяния, когда они периодически хватались руками за головы.

Наблюдавшей за мужской истерикой Олесе стало даже жаль своих сторожей. Когда она появилась на крыльце и гордо прошествовала к деревянному строению, они замолчали и хмуро расступились, давая ей дорогу.

Прошло два дня. Олеся пребывала в блаженстве, всё поменялось: теперь это нелепое похищение казалось ей чудесной возможностью вдали от суеты остаться наедине со своими мыслями. Заброшенная деревушка – райским уголком и чуть ли не курортом.

Она сидела на лавочке у клумбы с незатейливыми цветами, нежилась на августовском солнышке и перебирала в уме мужские имена. "Как же назвать сына? Кириллом? Вадимом? Иваном? А может, Ильёй?" Но мысль снова и снова возвращала её к имени мужа: Сергей. И она поняла, что лучшего имени ей не найти. "А что, Сергей Сергеевич будет звучать ничуть не хуже, чем, скажем, Сан Саныч или Иван Иванович!" И она решила звать пока малыша так, а потом спросить мнение мужа.

Вдруг в животе заурчало: Сергей Сергеевич явно хотел есть. Будущая мать зашла в дом и жестом показала на тарелку. Нана обрадовалась и достала из печи пирог с яблоками. Но Олеся не хотела пирог. Курицу – вот что просил её "мужичок". И куры были, три или четыре: бегали по двору, в панике разбегаясь от проходящих мимо людей.

Олеся взяла за руку хозяйку, вывела её во двор и указала на курицу. Нана улыбнулась, что-то сказала мужчинам, и охота началась.

Надо сказать, у курицы были явно навыки бойца спецназа: она ловко уворачивалась от хищных рук, перепархивала, выскакивала в последний момент у них из-под ног, словом, оказалась весьма хитрой и выносливой бестией. Охотники уже взмокли и тяжело дышали. Тот, что постарше, сдался: бросил погоню и сел на длинное бревно у забора. Молодой поменял тактику и подманивал строптивицу к себе. Пеструха наклонила гребень вбок, подозрительно на него посмотрела и снова ударилась в бега. Молодой от досады только сплюнул.

      Олеся ушла в сени, беглым взглядом окинула предметы в углу: сапоги, удочку, вилы, – словно ища что-то. Потом дотянулась до бруска для заточки косы и взяла его. Брусок был довольно увесистый. Спрятав его за спину, она вышла из сеней обратно во двор. Охранники сидели на скамейке и курили – непобеждённая "спецназовка" гордо вышагивала по двору. Словно издеваясь, осмелевшая птица забралась на бревно, на другом конце которого сидели мужики.

Ещё будучи студенткой юрфака, Олеся посещала обязательные занятия по стрельбе из пистолета: умела задерживать дыхание, выжидать момент для спуска курка, сосредотачиваться на цели. Сейчас ею овладел древний инстинкт добытчицы. Её ребёнок требовал еды, а еда сопротивлялась…

У мужчин вытянулись лица, когда хрупкая шатенка достала из-за спины брусок и прицелилась. Глаза, как у снайпера, определили расстояние, рука плавно и незаметно заняла свою позицию. Олеся задержала дыхание и сосредоточилась на броске. Секунда, и оглушённая курица свалилась с бревна, задрав ноги кверху. Девушка моментом подскочила, ухватила птицу за горло и, довольная собой, понесла добычу на вытянутой руке в дом. Охранники молча, в оцепенении, сидели ещё минут пять…

      Такого вкусного супа она ещё не ела. Мясо они разделили с Наной: неудачливым охотникам достался только суп и вчерашний пирог.

* * *

Ночью ей опять снилась рыба. И не одна: рыбины стояли косяком в неподвижной воде и шевелили плавниками. Такие большие! Такие аппетитные!.. Олеся откинула простыню и на цыпочках скользнула в сени. Вчера она мельком видела в углу удочку, она решила проверить: не показалось ли… Удочка была на месте!

Когда забрезжил рассвет, девушка оделась, вышла во двор. На огороде палкой наковыряла червей, брезгливо морщась, поместила их в банку, забрала из сеней удочку, взяла ведро, сапоги и вышла за калитку.

Исчезновение затворницы обнаружили не сразу. Нана думала, что девушка во дворе, а охрана – что она в доме. Когда заботливая женщина вышла во двор и позвала к завтраку, Олеся не отозвалась. Ругаясь, мужчины обшарили всю деревушку, вернулись ни с чем и накинулись на хозяйку. Нана только плакала и разводила руками.

Дальше для охранников и вовсе начался кошмар: к одиннадцати часам к домику подлетели серый фольксваген и милицейский уазик с тремя бойцами ОМОНа.

Молодой мужчина из фольксвагена сразу бросился в дом, выбежал бледный и закричал:

– Андрей Николаевич! Её там нет!

Мужчин грузин обыскали, поставили под дуло автомата. Заговорили через переводчика.

– Где девушка? – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, обратился к грузинам Чижов.

– Она от нас сбежала, – через переводчика признались те. – Утром её уже не было. Да спросите у Наны, она с ней в доме жила.

– Тимур, переведи им. Зураб сказал, что девушка болела. Может вы того?.. Решили от неё избавиться? – продолжал допрос подполковник.

Майоров в диком напряжении смотрел то на охранников, то на Чижова, моля Бога, чтобы тот ошибался.

– Ага, как же, она