Я ищу тебя - Энн Мэйджер

– Нам не нужно заходить сегодня дальше, – услышал он шепот.

– Ты сошла с ума! – Блеск его глаз говорил о его намерениях.

Он наклонился и пылко поцеловал ее. Она вдохнула терпкий запах его тела и уже не могла оторваться от него.

Руки Джини скользнули под его пиджак, и ощущение от его тела было настолько сильным, что всколыхнуло в ней все чувства. Тепло его дыхания согревало ее щеку. Она различила резкий запах его одеколона.

– Я хочу провести с тобой эту ночь. – Он был настойчив, его пальцы теперь ласкали ее пышную грудь.

– Нет! Кроме того, что подумает Мелани, если утром увидит тебя здесь?

Жар его губ обжег ей сосок сквозь алую ткань пеньюара. Заглянув в ее потемневшие от страсти глаза, он успел поймать в них колебание и ответил:

– Она подумает, что ее мать и отец любят друг друга.

– Разве это хорошо – зря обнадеживать ее?

Но Джордан уже решил ни за что не отступать. Даже если для этого придется прибегнуть к помощи дочери.

– Если это зависит от меня, то ничего не будет зря. – Он склонился, даря ласки теперь уже другой груди.

– О, Джордан, я не могу позволить тебе остаться, – произнесла она со стоном.

– И ты не можешь позволить мне уйти.

Он принялся расстегивать пеньюар, и она даже не пыталась остановить его. Две яркие полы распахнулись, и Джини вздрогнула от жара горячих рук, которые, казалось, опалили ее обнаженную кожу. Было так легко уступать ему, так трудно сопротивляться.

– Ты моя, – услышала она, – ты всегда была моей. И всегда будешь.

– Пожалуйста, отпусти меня!

– Ни за что, любовь моя, – целуя ее, бормотал Джордан. – Никогда больше я не останусь без тебя. – С этими словами он взял ее на руки и понес через гостиную. Не слушая протестов, опустил ее на мягкую кушетку и начал раздевать, шепча нежные слова, целуя в губы, успокаивая ее страхи нежными ласками. Наконец она закрыла глаза и успокоилась, завороженная прикосновениями его рук и звуками низкого голоса.

– Я больше не могу сопротивляться, – призналась она.

А он уже снял пеньюар с ее плеч и медленно переводил взгляд с набухших от страсти роскошных грудей на стройные бедра. Увидев два шрама на животе, он наклонился, чтобы поцеловать их.

– Мелани рассказала мне о той катастрофе, когда ты едва не погибла.

– На мне больше шрамов, чем на чудовище Франкенштейна.

– Ты сейчас еще красивее, чем прежде.

– Ты же мог заполучить любую женщину…

– Я хочу только тебя.

Этому она никогда не верила. Ее пальцы запутались в его густых волосах.

– Так много людей восхищаются тобой, ты для них божество.

Уже во второй раз за этот вечер он слышал эти слова.

– Я человек! – воскликнул он неистово. И в голосе его зазвучало что-то резкое и пугающее. – Я не божество, а те, кто думают, что влюблены в мой образ, вовсе не люди. Не будь такой, как они. Если бы они считали меня живым человеком, разве они бы попытались разорвать меня сегодня там, у стадиона? Нет, Джини, я просто человек. Я всегда был им. И, как любому человеку, мне нужна только одна женщина – та, которая меня по-настоящему любит. Ты никогда не пользовалась моим именем. Джини. И, знаю, не будешь. А человек в моем положении не всегда может сказать такое о тех, кто рядом с ним. Настоящая любовь – необыкновенно ценное достояние, а слава только делает ее менее достижимой.

– Но я не подхожу для твоего мира.

Он опять поцеловал ее и откинул взлохмаченные блестящие пряди со лба, нежно баюкая ее в объятиях. Однако она почувствовала, как напрягся каждый мускул его тела.

– Откуда ты знаешь, ты ведь не пробовала.

– Джордан…

– Обещай, что не оставишь меня, пока не попробуешь по крайней мере.

Она почувствовала его отчаяние. Вспомнила запавшие в память слова песни, которую он написал о ней. Может быть, все тринадцать лет она ошибалась. Может быть, она ему в самом деле нужна. Может быть, она и вправду причинила ему боль… Нет, это не имеет значения. Она не позволит этому иметь какое-либо значение.

– Я не могу обещать.

– Тогда мне придется заставить тебя.

– Каким образом?

– Ведь есть Мелани. Ты не лишишь ее отца, правда?

– Джордан, это нечестно.

– А что честно, Джини? – В его низком голосе слышалась боль. – Честно было тринадцать лет преследовать меня в мыслях? Я не собираюсь играть с тобой честно. Ставки слишком высоки. И проигрывать я не собираюсь, если выигрыш – ты.

– Джордан, но… – она изо всех сил вырывалась из его рук.

– И сегодня я намерен выяснить, для кого горит огонь в моей душе: для женщины или призрака.

– Ты не прав, Джордан, – в который уже раз сказала Джини.

Безмолвие ночи окружало их, и во мраке послышался его тихий требовательный голос:

– Ты мне все время повторяешь это, но я не верю тебе. Ты моя, Джини. Сегодня мы начнем все сначала.

Он так крепко сжимал ее в своих объятиях, что у нее болели руки. Она царапалась, тщетно пытаясь вырваться от него.

– Ненавижу твои замашки пещерного человека, – в отчаянии сказала Джини.

– Тогда я буду нежным, любовь моя, – прошептал он, опять удерживая ее.

Его рука так легко коснулась ее тела, что эта внезапная нежность удивила обоих.

У нее перехватило дыхание. Горячая страсть как поток подхватила ее.

– Я совсем не это имела в виду. – Джини разрывалась между желанием быть любимой и устоять перед ним.

– Неужели? По-моему, ты была довольна, – поддразнил он, прежде чем его губы опять слились с ее губами.

На этот раз поцелуй был полон такой обжигающей страсти, что она не могла дышать, ее тело без сил лежало в его руках. Но его желание не могла утолить просто уступчивость, он снова и снова упивался сладостью ее губ.

Только когда ее пальцы слабо обняли его за шею, он ослабил натиск своих побеждающих губ. Только тогда уверился: она принадлежит ему.

Джини затрепетала от желания, не в состоянии устоять перед его обаянием и перед жарким восторгом, который вызывала в ней его страсть.

В этих губах была для нее и мука, и блаженство. Джини ненавидела себя за то, как отвечала на его поцелуи.

А тихий чувственный голос шептал ей в ухо: «Ты моя, отныне и навсегда».

Джордан поднял ее на руки и понес по всему дому в поисках спальни. Ее голова лежала у него на груди, и она слышала, как бешено бьется его сердце. Объятая страхом, она все же горела от чувств более сильных, чем страх.