Фата пропавшей невесты - Марина Серова

Поблагодарив директора, я вышла в коридор, где была встречена всеми как личный враг – без очереди же прорвалась! Камни мне вслед не кидали за полным их отсутствием в помещении, но бурчали слова отнюдь не лестные. Выйдя из здания, я осмотрелась, но искомой Семеновой не обнаружила. Путем опроса местного населения, то есть снующих по двору школьников, я выяснила, что под территорией подразумевались близлежащие посадки, закрепленные за лицеем. Дальше пошло легче, и минут через десять я нашла страдальцев, иначе не назовешь. Какой гений придумал обустраивать территорию в такую погоду, я не знаю, но икалось ему неслабо, потому что поминали его имя тихим незлым словом все без исключения. Это же надо было придумать: красить мокрые скамейки и по колено в грязи собирать граблями с газонов якобы мусор, а на самом деле – траву, которая легко выдиралась из на несколько недель вперед пропитанной влагой земли. К счастью, почти все школьники были в резиновых сапогах, так что промочить ноги было невозможно, а те, кто был без них, шуровали кистями на асфальте. И еще неизвестно, что было хуже.

– Кто же эту диверсию придумал? – поинтересовалась я, подходя к довольно молодой женщине в резиновых сапогах, в которые были заправлены джинсы, довольно поношенном свитере и рабочих перчатках на руках. – Кто будет виноват, если простудятся все поголовно?

– Районо, которое сейчас переименовали, а по сути, как оно было «оно», так и осталось! Только «оно» никогда виновато не бывает! – сердито ответила Семенова. – Кто тут ваш, – она кивнула в сторону школьников, – а то я вас что-то не знаю.

– Моего тут нет, – успокоила я ее. – Меня к вам другое привело. Вы Людмилу Большакову помните?

– Конечно. Очень умная девочка. Училась блестяще. Впрочем, золотая медаль сама за себя говорит, а что?

– Меня интересует, с кем она в классе дружила, неважно, с девочкой или мальчиком. Все-таки она столько лет с ними провела.

– А почему вы интересуетесь? – насторожилась Зоя Филипповна.

– Не волнуйтесь, из самых добрых побуждений. Дело в том, что у Люси через две недели свадьба. В списке гостей сплошь известные в Тарасове люди – деловые партнеры ее матери и другие бизнесмены, а вот молодежи почти совсем нет. А Люся последний год провела в Стэнфорде, откуда только недавно вернулась. Сами понимаете…

– В Стэнфорде? – воскликнула Семенова и, забыв, что она в грязных рабочих перчатках, схватилась за щеки. – Подождите! Я, конечно, понимаю, что ей сейчас не до этого, но вы с ней поговорите, пожалуйста, не могла бы она прийти к нам первого сентября на день знаний? Мы бы организовали ее выступление перед учениками. Наши выпускники поступают в самые престижные вузы страны, но вот Стэнфорд! Таких высот еще никто не достигал. Если бы она рассказала о том, как добилась этого, что представляет собой этот университет, как там поставлен процесс обучения и какие перспективы открываются перед теми, кто его закончил, это был бы такой стимул учиться для наших балбесов!

– Я ей скажу, а она вам позвонит и сообщит о своем решении, – пообещала я. – Но я вернусь к тому, с чего начала. В общем, за этот год Люся растеряла все свои местные связи. Сами подумайте: разница во времени, напряженная учеба, новые знакомые. А здесь ей просто некогда было эти связи восстанавливать, как говорится: с корабля – на бал. Вот мы и решили выяснить, с кем она тут дружила, и пригласить этих молодых людей на свадьбу – ей и сюрприз будет, и пообщаться с кем, а то вокруг одни взрослые, у них другие интересы, а это все-таки такой торжественный день в ее жизни, не хотелось бы, чтобы она скучала.

– Понимаю, – покивала Зоя Филипповна. – Но, увы, ничем не помогу. Не было у нее здесь ни друзей, ни подруг.

– Может быть, ее дразнили из-за того, что она заикалась, вот отношения и не сложились? – подсказала я.

– Заикалась? – удивилась она. – Люся никогда не заикалась. А насчет того, чтобы дразнить, так я бы это мигом пресекла самым решительным образом. Люся общалась со всеми ровно, конфликтов не было, но и близких отношений – тоже. Да и некогда ей было – она же параллельно в музыкальной школе училась и дополнительно языками с репетиторами занималась. И у нас в лицее загруженность большая. К тому же молодежь сейчас предпочитает виртуальное общение реальному, уткнутся носом в свои гаджеты, и не дозовешься. Так что если у нее друзья и были, то не из наших.

– Жаль! – искренне вздохнула я. – А вы не помните, случайно, из какой школы к вам Люся пришла?

– Да вы что? Столько времени прошло! – воскликнула Семенова. – Это была какая-то совсем заурядная школа, – с некоторым пренебрежением сказала она. – Не здесь, не в центре. Я еще удивилась, что она там проучилась только полгода, а к нам в пятый класс пришла. Вертится что-то в голове. Вспомнила! – радостно воскликнула она. – Двенадцатая! Мы же до преобразования в лицей одиннадцатой были. Но я не думаю, что за полгода Люся могла обзавестись там близкими друзьями.

– И все-таки попробую, – вздохнула я и, попрощавшись с Семеновой, пошла к машине, а мне вслед раздалось:

– Пожалуйста, не забудьте поговорить с Люсей о ее выступлении в нашем лицее.

«Итак, двенадцатая школа. Да уж, престижной ее ни раньше, ни сейчас назвать нельзя. Что же Люся там полгода делала? Что там Полянская говорила? Что Люсе пришлось школу сменить, потому что Ольга, разведясь с мужем, снимала квартиру. Но хоть какая-то машина у нее должна была после развода остаться, не могло ее не быть при такой работе. Значит, ей несложно было отвозить дочь в школу. Тогда зачем же школу менять? Могла бы и помучиться полгода. Да-а-а! Вряд ли сейчас Люсю там кто-нибудь помнит. Ей было десять лет, значит… Предположим, в первом ей исполнилось восемь, во втором – девять, получается третий класс. Нет! Ничего не получается – в лицей-то она пришла в пятый. Хотя… Если она пошла в школу в шесть лет, то тогда десять лет ей исполнилось в четвертом классе. Проучилась она полгода, то есть третью и четвертую четверти, а потом перешла в лицей. Как можно о ней напомнить? Ну, во-первых, она заикалась, а во-вторых, скорее всего, пришла она туда Назаровой, а вот в лицей перевелась как Большакова, да еще и отчество у нее сменилось, так что могут и вспомнить». Путем нехитрых вычислений я определила год, когда это произошло, и уже в полной боевой готовности подъехала к школе.

Ничего похожего на ажиотаж, царивший в лицее, здесь не наблюдалось: тишина и пустота. Директора на месте не было, а пожилая зевавшая секретарша была только рада, что ее кто-то оторвал от бессмысленного разглядывания растущего за окном дерева неопознанной – я в них не разбираюсь – породы. Женщина внимательно выслушала ту же версию, что и Семенова, не поверила ни единому слову, и я поняла, что придется платить. К несчастью, я вовремя не заглянула в данный мне Полянской конверт, а там оказались только пятитысячные купюры. Решив, что для секретарши это слишком, я просто предложила:

– Давайте договоримся так. Мне нужно знать, из какой школы в вашу перешла Людмила Назарова, кто был ее классным руководителем, его адрес или телефон. Для справки: Люся заикалась, проучилась здесь только второе полугодие четвертого класса и ушла отсюда уже Большаковой. Вознаграждение гарантирую.