Благодетельница - Елена Модель

В Москве она вспоминала себя, и сердце начинало биться в приятном учащенном ритме, и появлялось радостное ощущение, как будто она вернулась навсегда. Но время, как бы много его ни было, быстро заканчивалось, и неумолимо приближался отъезд. Света оправдывала необходимость возвращения завистливыми взглядами подруг, восторженным преклонением знакомых перед ее заграничной жизнью, но главной причиной был, конечно же, Даниель. Он терпел все, он любил ее, он ждал.

Когда родилась дочка Машенька, жизнь вдруг засверкала и заискрилась. Вся ее любовь и чувственность бурным водопадом изверглись на ребенка. Но это внутреннее ликование кипело и бурлило в отдельном отсеке ее души и никак не соприкасалось с окружающей ватной действительностью.

Как только в России разрешили выезд за границу, Света пригласила няню. Ей нужна была не помощь, ей нужен был мостик, перекинутый через три тысячи километров к дому, и она надеялась, что этим мостиком послужит женщина из Москвы. Приехала Маргарита, озлобленная и чужая. Она открыто страдала от чужого благополучия и делала Светину жизнь совсем невыносимой. И вот теперь Света, как ей казалось, нашла средство от тоски – Усик. Пусть это не самый близкий человек на свете, зато у них общее детство, а значит общие воспоминания.

Когда они были маленькими и ходили в начальную школу, Марина с восторгом принимала ее, Светино, превосходство. Их отношения складывались по принципу служанки и госпожи. Света была хорошей госпожой, она взяла под свою царственную защиту маленькую, невзрачную Марину, и та многие годы не могла опомниться от радости, что обрела столь высокое покровительство.

В старших классах Маринино отношение к ситуации круто изменилось. Она больше не хотела играть эту унизительную роль и начала огрызаться. Но Света, как это часто бывает с людьми самодовольными, ничего не замечала и продолжала испытывать к Марине самые нежные чувства, замешанные на пренебрежительной жалости. Этим детским чувством к школьной подруге она и руководствовалась, принимая решение пригласить Марину в няни, при этом совершенно позабыв о ссоре, случившейся на выпускном вечере, и о четырнадцати годах жизни, разделявших их.

2 Поезд въехал в вокзал с легким шуршанием и, слегка качнув вагоны, плавно остановился – без лязга и скрежета, привычного для российских железных дорог. Двери разъехались. У выхода из вагона, аккуратно подогнанного вровень с платформой, замелькали люди – приехавшие и встречающие, отъезжающие и провожающие. Публика была одета нарядно, не по-дорожному. Здесь не было никакой вокзальной суеты и шума. Марина подхватила матерчатый чемодан в красно-зеленую клетку, сохранившийся еще со времен пионерских лагерей, и, подойдя к выходу из вагона, неуверенно выглянула из дверей. В воздухе пахло дорогими духами, серая платформа уходила в узкую перспективу между двумя поездами. Ничего настораживающего Марина не заметила. Слегка освоившись, она сначала потрогала платформу кончиком сапога, как неуверенный пловец трогает воду, и, наконец, решившись, шагнула на чужую землю. Марина являла собой продукт поколения советских отшельников, выращенных в теплом, уютном бункере, в котором мифы о загранице цвели, как герань в далеком, недоступном окошке. Человек такого сорта, делая первые шаги по заграничной земле, чувствует себя как космонавт, высадившийся где-нибудь на Марсе. Подтащив чемодан к скамейке, Марина села, оглядываясь по сторонам. Светы нигде не было.

«Вечно она опаздывает», – подумала Марина и, распечатав пачку «Явы», закурила. Рядом сидел солидный мужчина в белом плаще, он обернулся к Марине недовольным, в аккуратных морщинках лицом и сердито ткнул пальцем в серебряную бумажку, которую она бросила на платформу. «Строгий народ», – подумала Марина без раздражения, послушно подняла бумажку и бросила ее в урну. Она начинала нервничать. «Что, если Светка чего-нибудь перепутала, – думала она, – дату, вокзал. С нее станется. Терпеть не могу необязательных людей». Время шло, подошел следующий поезд. Платформа быстро наполнилась людьми и так же быстро опустела. Марина сидела на скамейке, скованная страхом. Ей постепенно становилось ясно, в каком идиотском положении она находится. «Надо позвонить, – думала она и тут же понимала, что не знает, как пользоваться автоматом, да и мелочи у нее нет. – Пойти в полицию? А что я им скажу? И на каком языке? Взять такси – но это, наверное, дорого».

Размышляя таким образом, она напряженно смотрела в ту сторону, где виднелись рекламы, магазины, кафе, и вдруг откуда-то из перспективы вынырнула Светка. Она бежала, опахивая платформу полами широкого пальто. Марина вскочила и, оттолкнув ногой чемодан, бросилась к ней навстречу. В этот момент она почти любила подругу – как много-много лет назад, в школе.

– Ты где так долго была? Я чуть с ума не сошла от страха! – радостно закричала Марина.

– Ты представляешь, в пробку попала. Здесь же все-таки восемьдесят километров. – Света восторженно тискала подругу. – Усик, это ты?! Ну как, живой! Ты, наверное, устала, голодная, поехали скорее домой! – Света схватила Маринин чемодан, бросила его на тележку и, скомандовав: – Пошли! – буквально побежала к выходу.

Ее машина плыла по асфальту, как корабль по гладкой воде, развивая без малейшего усилия и вибрации огромную скорость. Дорога шла плавными, затяжными подъемами и спусками. День уже кончился, и только тонкая фиолетовая полоса, пролегающая между очертаниями гор и чернотой неба, еще напоминала о нем. Машина шла под гору бесшумно, как будто вовсе оторвалась от земли, а далеко впереди вздымающееся к небу шоссе пылало лавиной красных огней.

– Как красиво, – прошептала Марина, завороженная фантастическим зрелищем.

– Ты находишь? – удивилась Света. Она не любила ночную дорогу: непроглядная темень отзывалась в ней ужасом, который должен испытывать человек, летящий в пропасть. Ей казалось, что она несется наугад, чудом уворачиваясь от мелькающих со всех сторон фар.

– Какая у тебя машина красивая! – восхитилась Марина и погладила желтую кожу сиденья. – Как она называется?

– «БМВ».

– Я еще никогда на такой не ездила.

– Еще поездишь. У тебя вся жизнь впереди. – Света была счастлива. Она улавливала в Маринином тоне те восторженные, с присвистом незлобливой зависти нотки, которые еще в детстве раскрашивали самые пустяшные события ее жизни в яркие цвета. Маринино преклонение действовало на Свету, как мощное увеличительное стекло с положительным эффектом.

– Нам еще далеко? – поинтересовалась Марина.

– Нет, мы уже подъезжаем, – ответила Света. Она съехала с шоссе и сразу попала в ярко освещенный квартал.

– Мы где, в городе? – Марина крутила головой, жадно ловя первые впечатления.

– На окраине. Сейчас через этот мостик – и дома.

– А почему вы не живете в центре? Дорого?

– Здесь только нищие в центре живут, а те, кто платить может, стараются поближе к природе. А потом, ты не сравнивай. Это тебе не Москва. Здесь до центра десять минут ехать.

Машина въехала на узкую, экономно освещенную улицу, с обеих сторон которой шли ровные ряды аккуратно подстриженных кустов. Чуть в глубине поднимались черными тенями крыши невысоких частных домов. Улица была тиха и пустынна.