Самый лучший комсомолец. Том второй (СЛП-4) - Павел Смолин

деятельности диаспору. Чьи интересы они будут обслуживать, если в их глазах за Занавесом — цветущий сад, а у нас здесь колхоз и «проклятый совок»?

Покерфейс каждый держит по своему, и каменную рожу изображать для этого не обязательно. Конкретно Громыко действует от обратного, придавая лицу утрированно-живую мимику — в ходе моего монолога он двигал бровями, жевал губами и удрученно вздыхал.

— Петр Алексеевич — человечище не чета мне, ребенку сытого века, и за его плечами — непредставимый для меня жизненный опыт, но он проблемы не видит — напротив, он считает, цитирую: «Эти дети с детства вращаются в дипломатических кругах, знают внутреннюю кухню и умеют вести себя в обществе. Лишая их шанса поступить в МГИМО, ты лишаешь Советский Союз ценного кадрового ресурса!». Вы вполне можете обвинить меня в биполярном мышлении и юношеском максимализме, но разве я ошибаюсь в восприятии слов нашего посла в качестве оправдания построения даже не классового, а кастового общества? Наши предки не для того сносили зарвавшуюся погань, считающую себя лучше других по праву рождения, чтобы мы теперь восстанавливали Имперские рудименты! — и набыченный взгляд.

Громыко подержал паузу — манипулятор х*ев! — и ответил:

— Петр Алексеевич с завтрашнего дня отправится на пенсию. Ты прав, Сергей, работу с кадрами он запустил. Перерожденцев нам в ведомстве не нужно, потому что «неважных» направлений у нас нет — даже места, где, как ты любишь говорить, «нет ничего кроме песка и верблюжьей колючки» для нас важны.

— Потому что могут голосовать в ООН так, как будет лучше для победы мирового социализма? — поинтересовался я.

Громыко с отеческой улыбкой погрозил мне пальцем и перевел тему:

— Давай свои рекомендации — ты уже не раз на деле доказывал свою преданность нашей идее и полезность. Мы с товарищами из Министерства образования их обсудим, и, если сочтем твои предложения разумными, начнем применять на практике.

— Спасибо огромное, Андрей Андреевич, — пока Вилочка выдавала Громыко папочку, поблагодарил я и вздохнул. — Жалко ребят — детские сады и школы являются первыми в жизни индивида местами, где он сталкивается с государством — ведь именно для этого они и придуманы, для социализации и перековки обладающего лишь базовыми инстинктами и навыками ребенка в полезного для страны человека. Если человек в школе подвергается гонениям и вынужден учиться терпеть происки «барчуков» — ведь в случае, например, совершенно нормальной реакции в виде разбитой морды уважаемый отец-дипломат напряжет свои многочисленные связи и сломает жизнь семье обидевших его испорченную им же самим кровиночку пролетариев. Снова получается отсылка к Империи — тебя барин сапогом в грязную рожу тыкает, а ты сапожок облизывай, иначе на конюшне выпорют.

— Не зря Николай Анисимович тебя хвалит, — без тени улыбки похвалил меня Громыко.

Срочно краснеем ушами!

— Наблюдателен, умен, умеешь видеть проблемы там, где их на первый взгляд и нет, — министр вздохнул. — Но я бы хотел тебя попросить больше так грубо не работать. Это я не о Менгеле, а о кадрах.

— Так точно, товарищ министр иностранных дел! — рявкнул я.

Откашлявшись, он поднялся на ноги, я вскочил следом, и Громыко выдал мне пряник:

— От лица Министерства внутренних дел СССР выражаю тебя благодарность за блестящие ответы в ходе интервью.

— Служу Советскому Союзу!

— Ну иди, Сергей, служи дальше, — благодушно отпустил он меня.

— До свидания, Андрей Андреевич.

Глава 8

После МИДа отправились в гости к Судоплатовым — в нашей квартире идет ремонт, который по моим чертежам запустила бабушка Эмма, пока я тусовался по заграницам. А еще нужно поговорить с добрым дедушкой в его подавляюще-буржуазном, уставленном антиквариатом кабинете. Дизайном занималась бабушка Эмма и развернулась на полную, показав, насколько ценит мужа. Вкус — в наличии. Двойные стандарты? Они самые! До этого пообнимался с остальными родственниками и дал все еще беззубой Аленке похватать меня за нос. Крепчает хватка, а сама сестренка в совершенстве научилась сидеть. Так и ходить скоро начнет! А смеется-то как — вся в маму, душа радуется. На голове нашли три волосинки — хватило, чтобы повязать бантик. Потешная!

— На сегодня вы свободны, Виталина Петровна, — выгнал одетый в белую рубаху и черные брюки дед Вилочку.

Все равно ночевать здесь останусь.

Девушка козырнула и вышла, Судоплатов подманил меня пальцем. Пожав плечами, подошел — дед все-таки, нужно слушаться. Отвесив мне символический подзатыльник, он пояснил:

— Юра передать просил.

Уже и «Юра» — нормально сработались, получается.

— За посольство? — спросил я, пока он садился в кожаное кресло за обитым зеленым сукном стол спиной к окну.

Методички!

— За него, — кивнул он. — Я с тобой согласен — барчуков нужно демонстративно пороть, как и их родителей. У меня вон Толька вообще в совхозе работает, значит правильно воспитали!

С какой милой непосредственностью натягиваем сову на глобус — ну экспериментальный совхоз, ну и что? Совхоз же! Поморщившись, дед уточнил:

— Эмма воспитала, я-то… — отмахнулся. — В общем — ты перегнул.

— Осадить надо было! — буркнул я.

— Не успели, — развел он руками. — Кто же знал, что ты туда полезешь. В Кремле всё знают, но до сегодняшнего дня им было плевать, — ответил он на невербально заданный вопрос. — МИД больше не трогай, там крысятник хуже чем у торгашей. Пока не трогай! — уточнил в ответ на мой недовольный вид. — Генеральный в бешенстве — тебя Громыко «втемную» попользовал, там кое-кто в посольстве ему как кость в горле, вот, нашел способ вопрос решить так, что он будто и не причем.

— Если что — я не обижаюсь и приму это в качестве полезного жизненного урока, — грустно вздохнул я.

Неприятно — опять развели как ребенка, поймав на эмоциях. Последним отныне — бой.

— За фашиста тебе низкий поклон, — выдал он пряник. — Израиль нам теперь… — одернул сам себя (секретность долбаная!). — Штазистам нос утереть тоже всегда полезно. Звонили интересовались, какого такого schwanz’a [х*я] Москва на их территории операции без предварительного уведомления проводит. А Цвигун им так вежливо в ответ: «расстроились, что спрятать доктора не успели?»

Поржали.

— Куратора до инфаркта довел, — без малейшего укора в голосе вернулся дед к моим грехам.

— Пофигу, — отмахнулся я. — Нахер он такой хлипкий на такой ответственной должности нужен? Вот из-за таких