Кукушонок - Ингрид Нолль

— Чаю мне не надо, — сказала я, шмыгая носом. — Но если хочешь, можешь проинспектировать все комнаты.

Иронии он не почувствовал и без промедления двинулся в кабинет, примыкающий к спальне.

Я предусмотрительно распахнула и дверь кухни, поскольку в четвертую, выкрашенную в оранжевый цвет, комнату мне не хотелось его пускать. Там все выглядело временно, на окнах засохла грязь, для запланированной там гостевой комнаты с библиотекой не хватало как спального места, так и благородного белого стеллажа во всю стену. Большинство своих книг я по глупости оставила в домике. Следовало бы, наверное, попросить Гернота привезти мне хотя бы нескольких классиков.

При виде моего кухонного буфета Гернот разинул рот и выпучил глаза, приблизительно так же, как это сделала мама.

— Стол, стулья и вся обстановка достались мне от старушки, которая жила здесь до меня, — сказала я.

Гернот не осмелился раскритиковать эти предметы мебели. Для него, всегда ценившего шикарные и функциональные кухни, это, должно быть, стало шоком, с другой стороны, ему ли не знать, сколько стоит дизайнерский проект. Он без слов взял с посудной сушилки стакан из-под горчицы и налил в него воды из-под крана, что я могла бы сделать и без него.

— Папки уже лежат приготовленные, — сказала я, чтобы уже наконец от него избавиться.

К счастью, он сразу все понял, подхватил большие пластиковые пакеты, в которые я все погрузила, и распрощался.

Короткий визит Гернота еще долго не шел у меня из головы. Наверняка он не поверил, что моя мать забирала из домика вещи без моего участия. Штеффен тоже мог ему рассказать, как помогал мне вывозить телевизор. Вообще-то мне следовало сегодня вернуть Герноту ключи от дома, но он явно помнил об этом так же мало, как и я. К тому же ведь неизвестно, не понадобятся ли они еще когда-нибудь.

Кроме того, мои мысли неотрывно вертелись вокруг беременности Биргит. По крайней мере, я правильно истолковала приступы ее тошноты. Судя по всему, Штеффен пока не сомневается, что ребенок от него. И если бы Гернота мучила совесть из-за того, что он тоже мог быть отцом ребенка, он вообще не упомянул бы об этой сенсационной новости. Что же мне думать? Если Биргит в одно и то же время спала и с мужем и с любовником, она и сама не может в точности знать, кто отец. Или все-таки может?

Когда она в следующий раз попадется мне на глаза, непременно заговорю с ней о ее беременности.

Случай поговорить с глазу на глаз представился только в конце октября. Случайно я застала Биргит в учительской одну, она проверяла тетради. На ней были джинсы и коричневый мохеровый пуловер, на лице было недовольное выражение.

Она явно меньше всего ожидала моего приближения, потому что вздрогнула, когда я направилась прямиком к ней.

— Это правда? Ты беременна? — спросила я без обиняков.

Она покраснела.

— Не в моих привычках болтать в учительской о личных делах. Пока что никому не следует об этом знать…

— Но почему? Рано или поздно ты все равно не сможешь это утаить!

— Критический срок еще не миновал, и о таких вещах не трезвонят с высокой колокольни. А ты вообще откуда знаешь?

— Гернот сказал по секрету, а он узнал от Штеффена, — ответила я. — Мы-то всегда считали, что вы не хотите детей.

Биргит нервно заерзала на стуле, скривилась и в конце концов затолкала тетради в папку.

Она растеряла всю свою жизнерадостность, отметила я.

— Ну хорошо, — начала она. — Вообще-то это исключительно мое личное дело, но, пожалуйста, если хочешь, я расскажу тебе все с самого начала. В юности из-за инфекции мне удалили одну маточную трубу, левый яичник и часть правого. Врачи тогда сказали, что вряд ли я когда-нибудь смогу иметь детей, оставался лишь очень маленький шанс. Так что довольно рано мне пришлось настраиваться на бездетную жизнь. И я никогда ни с кем не предохранялась.

В этом можно было бы и признаться друзьям, подумала я. Операция — в этом ведь нет ничего постыдного.

Биргит продолжала:

— Штеффен считал, что об этом никто не должен знать. Чтобы избежать расспросов, мы уверяли всех, что не хотим детей…

— А теперь? Почему же вдруг после стольких лет все-таки получилось? — спросила я.

— Это одному Богу ведомо, — сказала Биргит, — но эта беременность сопряжена со всякими рисками. Меня постоянно обследуют ультразвуком, чего мне только не приходится глотать, и по настоянию Штеффена мне даже пришлось сделать анализ околоплодной жидкости, что само по себе небезопасно.

Поскольку я в таких вещах не разбираюсь, она мне объяснила, что ее возраст — 38 лет — сам по себе уже связан с известным риском. А посредством амниоцентеза можно своевременно распознать генетические отклонения.

— К счастью, результат оказался нормальным. Заодно мы узнали, что это мальчик.

Биргит вдруг улыбнулась мне. Кажется, она понимает, насколько сильно ее беременность напоминает мне о моих тщетных надеждах и потому огорчает; может, только по этой причине она так долго меня избегала.

К сожалению, я и в самом деле не могла ей этого простить. Жизнь просто несправедлива. Люди, для которых это не имеет никакого значения, плодятся как кролики. А другие, которые так тоскуют по материнству, остаются ни с чем. Немного пристыженная, я прошептала:

— Но вы хотя бы рады?

Она еще боится радоваться, призналась Биргит. После того как она двадцать лет думала, что никогда не станет матерью, теперь ей приходится привыкать к другой мысли. И кроме того, надо еще ждать да ждать, пока ребенок родится.

— Да кроме того, я еще и чувствую себя неважно. Посмотри на мои волосы, они вдруг стали засаливаться. А кожа, из-за которой мне все завидовали! Впервые в жизни у меня красные пятна на лице! Судороги в икрах, и спина болит! А ночью то и дело бегаю в туалет. Но Штеффен просто счастлив. Ведь он вырос в большой семье, и у всех его четверых братьев и сестер тоже помногу детей. Недавно он сказал, что поначалу считал совершенно нормальным, что останется без потомства, зато, мол, у нас будет больше времени друг для друга. Но с годами эта ущербность становилась все более и более ощутимой, за моей спиной он заглядывал в чужие коляски…

После такого горячего монолога Биргит примолкла. Поняла, видимо, по моему страдальческому выражению лица, каково мне это выслушивать. Внезапно она обняла меня. Ненавистный запах ландыша так и хлынул мне в ноздри.

— Мне надо идти, звонок уже прозвенел, — сказала она. — Всего тебе хорошего. Может, ты скоро встретишь подходящего человека и тебе тоже посчастливится. Чего не чаешь, то и получаешь!

Неужто можно так притворяться? Штеффен, который знает свою жену лучше, твердо верит в ее честность. Может, и мне тоже простить коллеге ее толстый живот, откуда бы он у нее ни взялся.

Пока не наступила зима, я хотела бы купить себе машину. Я посоветовалась с Мануэлем, ведь мальчики в его возрасте знают о машинах больше, чем о Гете и Шиллере.