Песня на два голоса - Кэтрин Полански

Майкл не знал, хочет ли рисковать.

Он видел, что приближается к рубежу, за которым историю с изменой и расставанием можно будет закрыть. Лора выдохнет, сам Майкл перевернет эту страницу жизни, и тогда наступит — что? Наверное, другой виток, в котором не будет места прошлому. А будет ли — Лоре?

Он не знал.

Любовь — это всегда риск. Риск, что тебя не поймут, что отвергнут по непонятной тебе причине, что вы не увидите друг друга за повседневными делами и тщательно взращенными иллюзиями. Что однажды вы просто перестанете говорить друг с другом, потому что не захотите слышать. И это не единственный раз в жизни, это может повторяться. Стоит ли это того, чтобы рисковать?

Двадцатичетырехлетний Майкл Фонтейн сказал бы: стоит. Тридцатилетний Майкл сомневался.

Выяснилось, что женщина, похитившая Бена, год назад работала нянькой у Гловеров. Те уволили ее, так как она вела себя странновато. Оказалось, что она состояла на учете в психиатрическом диспансере и периодически принимала специальные препараты.

— Конечно, у нее не все в порядке с головой, — буркнул Майкл.

Лора промолчала. Она не могла забыть выражение глаз незнакомки, когда у нее попытались отобрать Бена.

— Что? Я не прав?

— Она несчастная, Майкл. Больная несчастная женщина. Она очень хотела ребенка, потому и увела Бена.

— Это же преступление.

— И шок для мальчика. Не спорю. Но в чем-то могу понять и ее.

— Женская солидарность, хм?

— Скорее, женское сочувствие.

— Хочешь детей, Лора? — небрежно поинтересовался Майкл.

Она снова промолчала.

Полицейские любезно подвезли их до набережной, сдержанно попросили автографы, пообещали держать в тайне информацию об участии звезд в этой истории. Майкл завел «ягуар» и предложил Лоре сесть.

— Мы так и не договорили и повсюду опоздали.

— Ради такого дела можно и опоздать. — Она пожала плечами.

— Чувствуешь себя героиней?

— Нет.

— А кем?

— Человеком, Майкл. Просто человеком.

Он хмыкнул и повернул руль, выбираясь с парковки.

— Ты и должна.

— Прости, что?

— И должна чувствовать себя так. Сколько лет ты этого ждала.

— Майкл, высади меня на углу, пожалуйста. Я поеду на метро.

— Никакого метро. Доставлю тебя на пункт назначения.

— Тогда сделай мне любезность. Помолчи в дороге.

Он фыркнул и до конца пути не проронил ни слова.

Лора в своей жизни придерживалась твердых принципов. Они помогали сохранить чувство собственного достоинства и вообще выручали каждый день. Кое-какие вещи она не терпела.

Если человек начинал говорить за нее, что она на самом деле чувствует и на самом деле хочет, она впадала в легкий ступор и легкую стадию раздражения. Легкую — потому что старалась после этого разговор быстро свернуть.

На все, что она делала, всегда были причины. Их знала полностью только Лора. Чего она на самом деле хочет и на самом деле чувствует — с этим она разобралась еще в подростковом возрасте. Или раньше? Факты терялись во тьме веков. В плане отношений, как человек достаточно общительный, Лора ощущала себя как рыба в воде. И если она говорила человеку, что хочет или не хочет его видеть, она ему не врала. Она вообще редко врала. Только обстоятельства у людей бывают разные. Люди могут болеть, работать или просто хотеть от всех отдохнуть. Люди могут забывать проявлять инициативу.

Предупреди об этом — и вопросов нет никаких. Лора тоже человек и про других помнила всегда, что они такие же люди. И при ее загруженном графике, а также графиках ее приятелей она прекрасно понимала, что иногда хочется просто забиться в угол и там спать, спать, спать…

На самом деле Лора не столько раздражалась, сколько удивлялась немножко. Как можно утверждать за другого, что он думает, чувствует? Предполагать — сколько угодно. Фразы, начинающиеся с «мне кажется, что…», располагают к дискуссии и расставлению точек над «i». Это приглашение к конструктивному разговору. А фразы «ты хочешь так-то» не располагают. Лора желала сама распоряжаться тем, чего хочет, большая девочка уже. Если она что-то пообещала, значит, этого хотела. Если не хотела, то говорила сразу. Это не только ее принцип, это принцип работы команды Алана Робертса, глубоко забитый в голову: не хочешь делать что-то, расходящееся с твоими принципами, неприемлемое или просто неприятное, скажи сразу и никто не будет на тебя в обиде, а проблем нарисуется гораздо меньше. И выход будет найден, более-менее устраивающий всех. Правда, история с Майклом выбивалась из этого ряда безупречных вех в работе, однако Лора осознавала, что Майкл вообще случай особенный. Он ни в какие рамки не вписывался. И она могла оценить ту деликатность, с которой компания Робертса организовывала ее совместную с Майклом работу. И это вопрос лавирования от одного, что Лоре дорого, к другому. От себя самой — к другим людям.

Она знала, что не должна ценить себя меньше, чем других. И никто не должен ценить ее больше, чем себя. Никто никому ничего не должен — старый взрослый принцип. Лора ничего не должна Майклу, а он не должен ей. На короткое время они снова оказались в одной упряжке, которую покинут, едва проект завершится.

Так почему же ее так раздражают его слова о том, что она должна чувствовать?

Прямо как в старые добрые времена. Только тогда Лора могла ему это простить.

Майкл бесил ее и вместе с тем притягивал. Тот сложный водоворот чувств, что захлестнул Лору в последние дни, никак нельзя объяснить ни наступившей весной, ни игрой гормонов. Это чистая психология. Она не знала, что делать. Она зашла в тупик и стояла там, прикрывая лицо руками и отвернувшись от возникшей проблемы — только лишь бы не решать. Нехарактерное поведение. Но ведь это же Майкл. Майкл и его непредсказуемость, Майкл и память о нем. Майкл и что-то новое. Что именно? Разговоры, на которых он так настаивал, отпускали что-то из души Лоры, что-то темное и мерзкое, с чем она прожила несколько лет. Оно, оказывается, еще оставалось и отравляло ее, а она позволяла этому жить.

Теперь оно уходило.

«— Стоишь на берегу и чувствуешь соленый запах ветра, что веет с моря, и веришь, что свободен ты и жизнь лишь началась, и губы жжет подруги поцелуй, пропитанный слезой…

— Я не был на море.

— Ладно, не заливай — ни разу не был на море?!

— Не довелось, не был.

— Уже постучались на небеса, накачались текилой, буквально проводили себя в последний путь, а ты на море-то не побывал?

— Не успел, не вышло.

— Не знал, что на небесах никуда без этого? Пойми, на небесах только и говорят, что о море: как оно бесконечно прекрасно, о закатах, которые они видели, о том, как солнце, погружаясь в волны, стало алым как кровь и почувствовало, как море впитало энергию светила в себя и солнце было укрощено, и огонь уже догорал в глубине. А ты, что ты им скажешь, ведь ты ни разу не был на море? Там, наверху, тебя окрестят лохом!»