Ее превосходительство адмирал Браге - Макс Мах

К слову сказать, условия проживания оказались отнюдь не спартанскими. Окна, правда, были прорезаны в потолке, который, на поверку, крыша, но света в комнате хватало, и это главное. Дощатый, покрытый надраенной мастикой пол, гармошки батарей парового отопления вдоль внешней стены, десять железных коек с панцирной сеткой, поставленные в два ряда вдоль прохода. Рядом с каждой кроватью объемистый флотский рундук, запирающийся на ключ, у входа в спальню - по обе стороны от двери, - два вместительных шкафа для верхней одежды и обуви. Электрические лампы под потолком, несколько плакатов на стенах и все, собственно. Живи и радуйся.

В торце коридора, проходившего между двумя дортуарами, находились уборная и душевые, в другом конце - комната отдыха: несколько столов, кресла и диваны, полка с книгами, цветной радиоскоп, газетная стойка и крошечный кухонный уголок, включавший в себя электрочайник и кофеварку, маленький ледник и шкафчик с посудой. Устав Академии не запрещал выпить в свободное время чашку чая или кофе, хотя еда в комнате отдыха не поощрялась, а в самих дортуарах была строго запрещена. Для этого на первом этаже имелась кантина с обеденным залом, лавкой баталера, как на боевом корабле, и небольшой чайной для курсантов старших курсов, которыми являлись все, кроме первокурсников. Офицерская кантина находилась этажом выше.

Ара прошлась по зданию, разведала, что, как и где, и вернулась в казарму. Там уже устраивались девушки, пришедшие после нее. Ара поздоровалась, назвалась и быстро перезнакомилась со всеми остальными курсантами женского пола. Потом сбросила вещи в рундук, повесила в изголовье кровати репродукцию с картины Агалакова "Атака коча на польский крейсер-тримаран" и пошла к каптенармусу получать вещевое довольствие курсанта. Как ни странно, наученное горьким опытом, руководство Академии, желавшее видеть своих курсантов щеголеватыми молодцами и молодицами, а не мокрыми курицами, озаботилось подгонкой форменных тужурок и штанов под размеры своих воспитанников. Для этой цели рядом со складом вещевого довольствия разместилась портновская мастерская, так что на ужин Ара пришла уже одетой по форме. Все по фигуре и в соответствии с ее невысоким ростом. Ей даже ботиночки подобрали искомого тридцать пятого размера, что было вообще-то похоже на настоящее чудо, поскольку это были настоящие флотские башмаки на толстой каучуковой подошве, а не хрустальные туфельки для какой-нибудь сопливой золушки. Ну и кормили в Академии, к слову, тоже неплохо. Просто, но сытно. Об этом Ара узнала тем же днем, сначала отобедав, а затем и отужинав в училищной кантине, где оказалось по-флотски чисто и не слишком сильно пахло кухней.

Так прошел ее первый день в Академии Аэронавтики, а назавтра - побудка под боцманские дудки в пять тридцать утра, интенсивная зарядка, бег на пять верст и водные процедуры. И сразу после плотного завтрака начались занятия. Шесть часов теории - изучение конструкции истребителей-штурмовиков, их тактико-технических характеристик и основ боевого применения, - и четыре часа практики: осмотр всамделишных "кСчей" и старых "лСдей", выкатка вручную, снятие и обратная установка алюминиевых панелей обшивки, изучение устройства кабины пилота и демонтаж оружейных блистеров. А между тем и этим - до обеда и во второй половине дня - два полуторачасовых занятия по физподготовке. Снаряды, канат, самооборона без оружия и центрифуга для укрепления мозгов. Нагрузка очумительная и по большому счету безжалостная, так что у курсантов не оставалось сил даже на "поговорить". Вылезла из-под душа, - не обратив внимания и не запомнив, была ли вода холодной, теплой или все-таки горячей, - кое-как обтерлась, доплелась до койки, упала лицом в подушку и все. Следующее воспоминание - врывающиеся в сон боцманские дудки. Подъем, и вперед с песнями. И так две недели подряд, но, как вскоре выяснилось, не зря. В смысле, не просто так.

На пилотажный факультет принимали только тех, кто успел уже получить сертификат пилота легких машин, и руководство Академии стремилось как можно скорее пересадить будущих авиаторов с автожиров и геликоптеров на настоящие, пусть и устаревшие штурмовики. Класс надо было нарабатывать с первых часов обучения, а заодно проверялись выносливость, воля и самодисциплина курсантов. Поэтому сразу же по окончании двухнедельного марафона, за время которого первокурсники не раз разобрали и собрали долбаный "коч" убогой пятой серии и выучили, как "отче наш", устройство кабины штурмовика и порядок действий при взлете и посадке, весь первый курс пилотажного факультета переехал на учебное аэрополе в Колинце на берегу Псковского озера, над которым им и предстояло летать. Да, да! Вот так сразу - в кокпит и за штурвал.

Ара, можно сказать, опомнится не успела, как оказалась в кабине коча-спарки, и услышала в наушниках чуть искаженный электрическими помехами голос диспетчера:

- Брезг-девять, взлет разрешаю!

А дальше все случилось, как в сказке, - "по щучьему велению, по моему хотению", - ноги сами собой встали на педали управления, руки вспорхнули над приборной доской, прогрев машины, набор мощности, разбег, штурвал на себя, и штурмовик-умничка выполнил, как нефиг делать, "подскок Гущина" и взмыл в прозрачные небеса...

2. Новгород, март-октябрь, 1945

Поиски родственников, а вернее, архивные изыскания на эту тему, затянулись на долгих три месяца. Виктор успел уже обжиться в интернате при новгородском университете, догнал одноклассников практически по всем предметам и втянулся наконец в рутину гимназического образования. И все это время ни шатко, ни валко, но зато практически безостановочно вращались тяжелые жернова огромной бюрократической машины. Долго и медленно, хорошо хоть не вхолостую. Так что однажды в марте 1945 года Виктора срочно вызвали с уроков и в сопровождении классного наставника отвезли в новгородское столоночалие Министерства Внутренних дел.

"Что-то будет!" - сообразил Виктор.

За прошедшие месяцы он успел уже обдумать все возможные варианты развития событий и пришел к выводу, что опасаться ему практически нечего. Даже если вдруг обнаружатся неизвестные ему родственники, это ничего уже не изменит в судьбе Виктора Якунова. Докопаться до того, что он сам - когда, как? - подделал завещание "деда" и прочие "семейные" документы, никто уже не сможет. Нет в этом мире такой техники. Генетическую экспертизу - и по тем же причинам, - тоже не сделают, так что не только доказать, но даже догадаться, что он самозванец попросту невозможно. Никому такое и в голову не придет. Однако по случаю этих размышлений, Виктор кое-что сообразил. Похоже, в том своем странном прошлом-будущем он был весьма образованным человеком. О том, что он хорошо разбирается в точных науках, Виктор уже знал. Теперь же осознал, что кое-что смыслит и в криминалистике. Возможно, там и тогда он работал следователем прокуратуры или служил в контрразведке. Впрочем, здесь и сейчас это ему ничем не поможет: слишком велик разрыв между мирами в уровне науки и техники. Пятьдесят-шестьдесят лет - никак не меньше.

Между тем, пройдя длинными коллегиальными коридорами и внушительными лестницами - по которым они спускались только для того, чтобы снова подняться вверх, - Виктор и сопровождающий его господин наставник достигли наконец приемной директора канцелярии при новгородском столоначалии Министерства Внутренних Дел. Это было просторное помещение, едва ли уступающее размерами актовому залу 8-й городской гимназии, в которой теперь учился Виктор, но здесь было сравнительно мало стульев, расставленных вдоль стены напротив высоких узких окон, зато имелось два письменных стола, поставленных по обе стороны от таких же высоких, как окна, двустворчатых дверей. За одним столом сидел референт-делопроизводитель, а за другим - секретарь директора канцелярии. Вот этот секретарь, - невысокий, холеный молодой человек с лицом, не выражающим ровным счетом никаких чувств, - и вызвал Виктора в директорский кабинет всего лишь через сорок минут ожидания в приемной.