Пряная штучка - Марина Ефиминюк

– А девочки? – Три возмущенных взгляда пытались пробуравить у меня во лбу дыру.

– Какие девочки?

– Брюнетки, блондинки и рыжие – черные, белые, красные. Одна снизу, другая сверху, третья в прослойке. – Сиплый облизнулся. – Разноцветный сандвич…

– А что она должна в прослойке делать? – промычала я и немедленно оговорилась: – Хотя не смейте отвечать, у меня хорошее воображение.

Воображение у меня действительно работало исправно, не зря несколько лет в газете прослужила. Легко представилось и сверху, и снизу, и даже прослойка. На личном опыте не проверяла, но книжечки на тривиальную тему почитывала, особенно будучи студенткой.

Пауза длилась бесконечно долго. Я рассматривала рожи матросов и чувствовала себя ужасно оскорбленной.

– То есть перца вы не хотите? – тихо спросила я, взвешивая на ладони банку с названием «Для печенки и ливера».

– Баб перченых хотим. Черно-красных! И вина с перцем! – Матросы переглянулись и заржали, как кони. Им не в лавку пряностей надо было идти, а в городские конюшни. Целее бы остались.

– Значит… – мягко вытаскивая пробку из банки, вкрадчивым голосом вымолвила я, – вы приняли мою лавку, труд почти всей моей жизни, наследство, оставленное покойным дядюшкой, за дом терпимости и питейное заведение? Два в одном?

Мужчины странно переглянулись, и вдруг один спросил:

– Выходит, ты одна за всех?

– Почему же одна? С конем и перцем, – изогнула бровь, примеряясь к первой жертве.

– А что конь делает? – не понял сиплый.

– Ты лучше спроси, что делает перец… – процедила я и швырнула банку ему в голову.

Никогда не догадывалась, как красиво взлетает в воздух облако разноцветных приправ. Главное, вовремя отпрянула и не вдохнула огненный порошок. Но с мужчинами сработал эффект неожиданности. Они и вдохнули, и глотнули, а сиплый и вовсе опрокинулся на спину, поймав глазом банку с толстыми стенками. Как вообще с такой реакцией они служили во флоте и дожили до своих лет? Не матросы, а неповоротливый корм для морского чудовища.

– Я вам покажу дом терпимости! Вы у меня, любовники на выезде, сейчас натерпитесь! – без предупреждений, пока в рядах противников царила сумятица, я метнула новую банку, а следом еще одну. – Держите и брюнетку, и блондинку, и даже рыжую!

Завораживающий фонтан порошка карри взвился в воздух и опустился на головы неудачливым гулякам…

Что характерно, стражьи участки и в провинции, и в столице были похожи. Правда, я никогда не предполагала, что окажусь в знакомых унылых стенах уже через месяц после приезда. Столичные клетки для заключенных никогда не пустовали, а в Питерборо такого наплыва перченых – в прямом смысле слова – хулиганов, громивших лавку пряностей тихой осенней ночью, явно никто не ожидал. В единственную клетку с узкой лавочкой четверо разбойников – один из них был с бронзовым конем на коленях – помещались разве что впритирку. Да и стражи намеревались тихо-мирно пройтись по сонным улочкам и никак не ожидали на собственную голову наткнуться на драку, выкатившуюся за пределы лавки.

Чтобы мы… Ладно, кому я вру? Чтобы я не накинулась на неудачливых любителей разврата и больше не огрела никого из них бронзовым конем, во время допроса нас рассадили по разные стороны стола, на приличное расстояние. Подозреваю, шаг был тактически выверен – страж боялся, что растрепанная лавочница с недобро горящими глазами добросит тяжелую статуэтку до пострадавших, в смысле нападавших, и придется писать еще один протокол.

Матросы выглядели, прямо сказать, плохо. Блюстители порядка не сразу поверили, что такое смогла учинить хрупкая девушка, да и я сама, как красное марево спало с глаз, удивилась безобразию. Может, конечно, во мне поселилось чудовище, способное поколотить трех мужиков, и просыпалось оно только в минуты гнева?

У сиплого горе-гуляки заплыли оба глаза, и он беспрестанно смаргивал слезы, как будто рыдал от обиды. Второй красовался разбитой губой и расцарапанной щекой. Подозреваю, что у него еще и на животе разливался синяк после того, как в него впечаталась бронзовая конская голова. Хорошо, что не стал раздеваться, чтобы продемонстрировать увечье.

Третий обошелся малой кровью – шишкой на лбу, но в этом моей вины не было. Он пал жертвой аллергии на порошок карри. Только унюхал, как сопливо чихнул, тюкнулся лбом об угол прилавка и вырубился минут на десять. В общем, все веселье пропустил.

– А теперь рассказывайте, что произошло? – в десятый раз потребовал нервный страж.

Мы молчали, как шпионы на допросе, понимая, что сегодняшняя потасовка отольется нам коллективными неприятностями разной степени тяжести. Ко мне в лавку забудут дорогу покупатели – кому охота оказаться избитым чокнутой торговкой специями? А матросам влетит от старшины так, что твердой земли они не увидят до пенсии по выслуге лет.

– Произошло недопонимание, господин страж, – осторожно начала я и указала на матросов: – Добрые господа зашли ко мне в лавку спросить дорогу, но тут в лавку ворвались налетчики…

– В лавку пряностей? – скептически сощурился страж.

– В лавку пряностей, – серьезно кивнула я. – Не знаю, может, с монетным двором перепутали. Но безбожники налетели, поколотили банки с перцем, побили этих сволочей… кхм… доблестных представителей королевского флота, а потом сбежали.

– А на улице вы почему дрались?

– Так не разобрались в темноте, кто там кто, – пожала я плечами. – Фонарь-то не горел.

– Все так и было, господин страж, – поддакнул сиплый, видимо понимая, что ловчее языкастой лавочницы вряд ли сможет соврать.

– Вы издеваетесь? – процедил блюститель порядка.

– Как можно? – испугалась я, вдруг осознав, что мне придется ночевать в участке в тесной камере.

– Мы просто баб хотели, – вдруг шмыгнул носом молоденький, мы вчетвером (считая коня) уставились на болтливого юнца страшными глазами, мол, закрой рот, сопливый, но того под пристальным взглядом стража понесло: – Так вот мы баб хотели, а у нее только перец оказался…

Матросов забрали утром, когда за окном стражьего участка забрезжил жиденький рассвет. В Питерборо знакомых, кроме плотника и соседа-лавочника, я завести не успела, так что взять меня на поруки было некому. Решив, что подожду прихода капитана, а там уж устрою показательную истерику со слезами и обмороком (в столице не срабатывало, но в Питерборо стражи пока непуганые), я прилегла на узкую лавку и немедленно вырубилась от усталости.

– Доброе утро, – раздалось совсем рядом.

Моментально проснувшись, я обнаружила стоявшего возле клетки Этана.

– Пришел подать заявление, что исчезла хозяйка перечной лавки, а она отсыпается в камере, – ухмыльнулся он. – Удобно?

– Подтверди, кто я! – немедленно бросилась к нему, но тут же ощутила, что правая нога затекла, и чуть не влетела лбом в толстые прутья.