Брачные планы барона Хейверсмира - Кэрол Аренс

– Мне очень приятно видеть вас в этот чудесный день, леди Оливия.

– Рада снова видеть вас, мистер Стетон. – Она одобрительно кивнула. – Но разве вы не заметили, что идет дождь?

– О, я заметил. Я так и сказал Розалин, но она возразила, что чудесным день делает дама, а не погода.

– Безусловно. – Оливия отвела взгляд. Он не должен видеть, как ей хотелось, чтобы эти слова были искренними.

– Моя сестра права.

О боже, боже! Зачем он так улыбается ей? Он определенно флиртует с ней. А она? К несчастью или к счастью – Оливия точно не знала, – ей это нравилось. Только бы ее лицо не выдало этого.

– Она не пришла с вами?

Он положил шляпу на стол и покачал головой. Его волосы были немного длинней, чем носили джентльмены, но они так красиво блестели, отливая золотисто-каштановым, что ей даже в голову не пришло посоветовать ему укоротить их.

– Возможно, она придет позже. Сейчас она пишет письмо нашим Ma и Па.

– Матери и отцу. – Указывая ему на эту ошибку, Оливия снова почувствовала себя мегерой. Но она согласилась изменить его. И раз уж она решила не комментировать его прическу, то не могла оставить без внимания неправильную речь. – Джентльмену полагается говорить «мать и отец».

– Как-то жутко официально. Они бы расхохотались, если бы услышали.

– Лучше сказать: «Это звучит слишком официально. Они рассмеялись бы, услышав такое от меня».

– Я так и сказал.

– Да, почти. – Нет, она определенно мегера. На самом деле Оливии уже начинало нравиться, как он говорит. Но надо так надо. – Джентльмены не употребляют укороченных оборотов.

– Боюсь, леди Оливия, мое перевоспитание станет для вас довольно сложной задачей. Прошу вас, не теряйте терпения к смиренному ковбою.

Если бы терпение было единственным, что она могла потерять. Нет, она боялась, что может потерять что-то более ценное. Самообладание, уравновешенность и… свое сердце. Которое Оливия не собиралась отдавать никому. Но еще важнее, чем ее сердце, было сердце ее сына. Виктор не должен пострадать, потеряв еще одного человека.

– Кстати, о ковбоях, где сегодня Виктор?

Неужели он читал ее мысли? Конечно нет. Мысленная или духовная связь существовала только в сказках. Ни одна женщина, имевшая хоть каплю ума, не позволила бы себе такого легкомыслия. Оливия Виктория Кейвил Шоу не была легкомысленной. Она была рассудительной.

– Вы прелестно выглядите сегодня, леди Оливия. – Говоря эти слова, он не сводил глаз с локона у ее виска. – Надеюсь, так говорить прилично.

– О! – Что на это ответить? В его замечании не было ничего обидного, но, если бы это сказал маркиз, она почувствовала бы не только обиду. – Трудно сказать. Некоторые дамы были бы очень польщены. Другие нет. Безопасней не делать замечаний о… скажем, о перьях на их шляпках или цвете платьев. Когда вы познакомитесь с дамой поближе, то, возможно, сможете так говорить, но нужно чувствовать ситуацию.

– Я… в смысле… я приму это к сведению.

Оливии следовало бы сделать ему замечание и на эту фразу, но он, замолчав, подмигнул ей. Она вздохнула. Надо что-то сказать. Стук дождя по стеклу подчеркивал наступившую тишину.

– Вы любите наблюдать за птицами, Джосайа? – Миссис Шоу не могла подобрать более пустых слов.

Очевидно, он не понимал, что смутил ее своим игривым намеком. Если повезет, он решит, что она молчит, поскольку думает, как объяснить ему, что подмигивать не очень вежливо.

Возможно, он так и подумал бы, если бы она не отвлекла его своим вопросом о птицах.

– Я люблю птиц.

– Тогда идем посмотрим птиц в вольере.

– Значит, дамам позволено употреблять укороченные обороты?

Злосчастный ковбой заставил ее саму допустить оплошность.

– Я полагаю, в приватной беседе это допустимо и для джентльменов, и для леди. Однако сейчас вы учитесь вести себя на публике.

Оливия подвела его к вольеру. Они понаблюдали за дюжиной разноцветных птичек, порхавших туда-сюда, и послушали их чириканье.

– Я с радостью поговорил бы с вами приватно. – Мистер Стетон отвел взгляд от желтого зяблика и обратил свои зеленовато-карие глаза к ней.

О боже. С ней явно что-то не так. Она сама не своя.

Ей было приятно. Эта мысль мелькнула в голове, прежде чем Оливия смогла призвать на помощь разум. Но это была правда.

Что с этим делать? Принять это приятное ощущение и рискнуть, что ее сердце будет разбито, или отвергнуть его и оставить все, как есть – горечь, одиночество?

Хм! До сих пор Оливия не считала себя одинокой. Но приятное ощущение, пронесшееся внутри, указывало, что это ошибка.

До чая оставалось еще какое-то время, и она не собиралась провести его, уставившись в глаза ковбоя.

– Не желаете ли прогуляться под дождем? – Она указала на зонты, стоявшие наготове у двери в парк.

Джосайа схватил со стола шляпу, надел ее, подошел к двери и взял два зонта. Кивнув, он открыл перед Оливией дверь. В этот раз он не подмигивал, но от одной его улыбки у нее закружилась голова.

Как только они вышли на улицу, дождь начал уверенно стучать по раскрытым зонтам, но не настолько громко, чтобы они не могли слышать друг друга.

– Скажите, когда, с точки зрения приличий, леди и джентльмен могут начать обращаться друг к другу по имени?

– Когда леди и джентльмен сочтут это допустимым. – Оливия подозревала, что он задал этот вопрос не только из любознательности. На данный момент только один мужчина называл ее иначе, чем «леди Оливия», – это Хит. Нет, еще дедушка Клементины Джеймс Макьюш называл ее «моя дорогая» или «моя девочка».

– Допустимо ли мне называть вас «Оливия»?

Она была бы полной дурой, если бы позволила это. Она не могла.

– Да, Джосайа. Я буду очень рада.

Есть много способов делать глупости. Один из них – это лгать самому себе.

– Спасибо, Оливия, что позволили мне это, и за то, что… – Он опустил взгляд на свой костюм. – За все.

– Мы оба знаем, что велела мне сделать герцогиня. Хотя я согласилась бы наставлять вас и без этого. Мы с Виктором в большом долгу перед вами.

– То, что я оказался на кладбище, простая случайность. Что же касается происшествия в парке герцогини… Там я тоже оказался случайно. Любой мужчина на моем месте пришел бы вам на помощь.

– Мой сын считает иначе. Как бы я ни старалась, я не могу убедить его, что вы не являетесь подарком, посланным ему покойным дядей.

– У детей бывают самые разные фантазии. Когда моя мачеха, посадив меня к себе на колени, читала мне книжку, я всегда считал, что слышу два голоса. У меня сохранились ощущения от моей матери, но я ее не помнил. В раннем детстве я остро чувствовал эту утрату. Но когда Эсмеральда первый раз улыбнулась мне и назвала сыном, я позабыл то чувство.