Сердце Абриса - Марина Ефиминюк

— Хорошо, — резко вымолвил Кайден и кивнул на дверь кабинета:

— Иди.

— И еще, господин наследник, — остановился в дверях мальчишка, — девчонку везут в Белый замок.

— Что ты сказал? — вкрадчиво переспросил тот, почти уверенный, что от головной боли на него напали слуховые галлюцинации. — Кого везут?

— Девчонку ту. Артефакторшу. Она заявила властителю, что сделает любую магическую вещь, какую он пожелает, если их отпустят. Теперь ее везут сюда. Делать артефакты...

Ладно, знахарь — у него от вины перед умершим отцом наверняка помутился рассудок, но чем думала Валерия, когда заключала сделку с Главой темного клана? Дерзость и самоуверенность напрочь заглушили инстинкт самосохранения?

Неожиданно Кайден вспомнил, как следил за ней в лесу, сделав вид, будто ушел. Хотел узнать, насколько она магически сильна. Двуликая нарисовала одну из сложнейших темных рун «перемещение», которая была не по зубам двум третям абрисских ведунов, пальцем на ладони. Проклятье, пальцем! Безусловно, она не вышла из пространства, а неловко вывалилась, на всю округу покрывая Кая грязными ругательствами, но даже не поморщилась после скольжения на расстояние в пару сотен миль!

Но как на нее реагировал Рой... Когда Кайден вошел в дом и, молча, протянул тубус с посланием о смерти Томсона старшего, знахарь впал в гнев. Отец ушел, так и не простив сына за то, что тот получил приговор и лишил себя возможности вырасти в «большого человека». Наследник думал, что знахарь снова перебьет посуду и разломает мебель. Так бы все и случилось. Прочитав послание, он схватился за чашку, хотел швырнуть в стену, что бы выместить ярость, но вдруг осторожно вернул на место:

— Эта кружка Валерии.

Кайден и сам не понимал, почему во всей этой дикой ситуации, когда приходилось выступать гонцом с черной вестью, неприятнее всего его царапнуло то, что в доме, который он считал своим убежищем, некоторые вещи стали ее вещами.

Когда Рой узнал, что черные вестники из замка уже в пути, сразу попросил:

— Позаботься о ней сегодня. Сделай так, чтобы она до вечера не возвращалась.

— Хочешь остаться один?

— Не хочу, чтобы она столкнулась с темными ведунами, вдруг кто-то из них почувствует Истинный свет. Просто пересиль себя. И Богом заклинаю, не бросай ее посреди улицы! Она заслуживает хорошего отношения.

На свою голову Кайден поступил, как просил лучший друг. Но в храме что-то случилось, в тот момент, когда он следил за поглощенной перерисовыванием темных рун и в упор не замечавшей его девушкой. Против воли, и это было совершенно необъяснимо, он не мог отвести взгляда. Ловил каждое движение, вздох и жест. Как она шевелила губами, прищуривалась, морщила нос, водила пальцем по прогорелым стенам. В голове вдруг всплыл размытый образ, будто он разглядывал красивые женские руки с длинными пальцами, но с ладонью, обезображенной грубым рубцом от руны.

«— У тебя такие маленькие руки, Лера. Такие тонкие пальцы.

— Руки как руки. Пальцы как пальцы.

— Но они умеют создавать удивительную магию…»

И потом, когда в таверне, стараясь его задеть, она насмешливо заявила, мол, теперь его жизнь не будет прежней, мысленно Кайден согласился. Верно, не будет прежней — усложнится. В десятки, сотни раз. Из-за нее.

— Господин наследник, — вывел его из блаженного забытья голос камердинера. — Властитель вернулся.

Кайден выпрямился в кресле, растер лицо, стараясь отогнать усталость, и поднялся. Отец любил, когда его встречали с почестями. Он успел спуститься к парадным дверям дворца как раз в тот момент, когда заходил Огаст, уже окруженный лакеями и прихлебателями.

Сын поприветствовал хозяина замка скупым кивком.

— Все прошло достойно, — остановился Огаст.

— Что ты сделал с Ройберти?

— У Ройберти умер отец. С сегодняшней ночи у Томсонов начались Дни Безмолвия. Знахарь проведет их в своем доме в горах, поэтому не беспокой его.

— А девушка?

— Забавный ребенок. Она объявила себя артефактором. Представляешь? — Властитель по-доброму усмехнулся уголком рта. — Дерзких и нахальных детей надо воспитывать, но ты ведь не дашь…

В резиденцию Вудсов въезжали ночью через арочные ворота с поднятой решеткой, миновав длинный каменный мост. Конские копыта звонко били дробь по брусчатке, шелестели колеса. Я смотрела в окно и мысленно не уставала удивляться.

Не представляю, как замок выглядел днем, но в темноте он производил удивительное впечатление. За крепостной стеной пряталось множество построек из одинакового серого камня. Фасады всех зданий подсвечивались, огоньки блестели в густых зарослях вьюнка. Внутренний двор был озарен световыми шарами. Они плыли в воздухе, разлетались крошечными мотыльками от сквозняка, а потом, точно намагниченные, собирались воедино.

Я путешествовала в карете с паладинами, за несколько часов дороги они не обменялись ни единым словом, и по прибытии руки никто мне не подал. Спрыгнула со ступеньки и огляделась. Экипаж Огаста Вудса, видимо, остановился раньше, а мы приехали к казарме, пусть она и выглядела, как трехэтажный особняк. Тут я совершенно растерялась.

— Мне тоже сюда? — спросила я у одного из парней.

— Понятия не имею, — отмахнулся он.

Попутчики скрылись в особняке, карета уехала к конюшням, и я осталась среди ночи одна перед чужими дверьми. Прекрасная возможность дать деру из замка, но Огаст Вудс видел меня насквозь и понимал, что никуда я не денусь. Из-за Роя даже шагу не ступлю за ворота, пока не придумаю подарок, способный удивить пресыщенного правителя северных долин. Как всегда самой надежной становилась та клетка, в которую человек загонял себя сам.

— Эй ты! — раздался по-стариковски дребезжащий голос, отраженный в гулком дворе от стен. Ко мне, переваливаясь на подагрических ногах, шел скрюченный старик в ливрее.

— Новая артефакторша? — недовольно прокрякал он.

— Артефактор, — машинально поправила я.

— Что?

Выходило, что он страдал не только комплексом привратника, но и был туговат на уши. Хотя, впрочем, может, и являлся глухим привратником, как в романах ужасов?

— Ничего, — сдалась я.

— Пойдем за мной. Будешь жить в людской.

Общая комната? Отлично.

— А где работают артефакторы? — уточнила я, стараясь не отставать от старого ворчуна, оказавшегося отчаянно прытким.

— В Башне, но тебе туда нельзя.

— А как же мне колдовать?

— В людской у тебя будет кровать, — не без ехидства пробурчал лакей, намекая, что собственные коленки — вполне себе сносный стол.