Офицерский штрафбат. Искупление - Александр Пыльцын

Не знаю, как отреагировали на эту нашу семейную новость мои братья, к тому времени уже фронтовики. Я же, получив письмо сестренки о том, будто отец публично заявил, что мы все для него якобы больше не семья, до глубины души оскорбился, посчитал тогда это предательством. Сгоряча ответил письмом, в котором были, помню, такие слова: «Если у тебя больше нет нас, детей, то у меня больше нет такого отца». А он, совершив это, как мне тогда показалось, предательское дело по отношению к своей семье, «спокойно» отправился потом в ссылку. Это значительно позже пришла мысль, что отец мой, оказывается, и здесь был на высоте, приняв на себя проклятие родных ради их же благополучия. Его лишение свободы, как мне не раз казалось, сказывалось и на моей судьбе.

Однако пишу я об этом не потому, что нынче стало «модным» хоть чуточку быть причастным к репрессированным, к «врагам народа», а потому что не все было так беспросветно тогда, как стремятся это непростое время размалевывать черными красками современные толкователи нашей истории.

Мама моя, Мария Даниловна, была моложе отца на целых 20 лет и происходила из семьи простого рабочего, железнодорожника-путейца. Ее, не знавшую грамоты, но откуда-то помнящую множество метких народных пословиц и поговорок, учил грамоте я, когда уже сам стал учеником первого класса, хотя бегло и уверенно читал давно, лет с четырех-пяти. По упорному моему настоянию она стала посещать кружок ликбеза — ЛИКвидации БЕЗграмотности, — широко распространенных тогда по всей стране и имеющих большое значение в деле быстрого повышения грамотности основной массы рабоче-крестьянского населения.

Она довольно быстро освоила азы грамоты, стала не бойко, но уверенно читать и, правда с трудом, — писать. На большее у нее не было ни времени, ни терпения. А я с удовольствием и гордостью помогал ликвидации ее безграмотности, считал себя, первоклашку, причастным к сравнительно заметным ее успехам. Однако и этой грамотности ей хватило, чтобы с началом войны, когда мужское население «подчистила» мобилизация, освоить должность оператора автоматизированного стрелочного блокпоста на станции Кимкан. Там она проработала еще не один год после окончания войны, заслужив правительственные медали «За трудовое отличие», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и высшую профнаграду — знак «Почетный железнодорожник».

Ее отец, мой дед, Данила Леонтьевич Карелин, работавший в то время под началом моего отца, был широкой кости, крепкий сибиряк, как тогда говорили, истинно русский «чалдон», заядлый охотник, рыболов и страстный пчеловод. Моя бабушка Екатерина Ивановна, или как все мы ее звали, баба Катя, пожалуй, единственная в нашей большой семье истинно и глубоко верующая, исполнявшая все положенные религиозные ритуалы и праздники — красный угол в ее доме богато украшен иконами и лампадками. Дед говорил, что выкрал ее невестой из хакасской деревни. Как и многие люди ее возраста, была совершенно неграмотна, но удивительно ловко пересчитывала деньги из зарплаты, которую ей приносил дед Данила.

Семья наша не бедствовала, но не относилась к разряду богатых. Тогда социальное неравенство было не так заметно, как сейчас, и вообще ни о каких выдающихся богачах даже анекдотов не сочиняли. Тогда просто и не могло быть таких долларовых миллиардеров, как из года в год богатеющие Алишер Усманов, Владимир Лисин, Виктор Вексельберг и иже с ними, потеснившие Романа Абрамовича аж на 11-е место.

Но самый тяжелый, голодный 1933 год мы пережили без трагических потерь. Знали мы, что во всей стране разразилась эта беда. Не было у нас тогда даже радио, но пассажиры поездов, проходящих через нашу станцию, достовернее всяких СМИ сообщали о том, как живут другие области и республики. Тогда и разговоров не было о каком-то особом голоде на Украине, откуда хоть не в массовом порядке, но целые семьи, в том числе и еврейские, переезжали «осваивать» дальневосточные земли, в 1934 году была образована на Дальнем Востоке Еврейская АО.

В основном в эти 30-е годы нас спасала от голода тайга. Отец, тоже умелый охотник, снабжал семью дичью. В особенно трудную зиму почти каждый выходной он уходил в тайгу с ружьем и приносил то одного-двух зайцев, то нескольких белок или глухарей, так что мясом мы были обеспечены. Должен сказать, беличье мясо нам тогда очень нравилось. Да еще я помню, как у нас по квартире были расставлены многочисленные рогульки с натянутыми на них шкурками пушных зверей, которые отец умело выделывал, а затем сдавал в лавки «Заготпушнины», получая взамен весьма дефицитные тогда муку и сахар. Кроме того, с осени он брал небольшой отпуск и уходил в тайгу на заготовки кедрового ореха. Там он сбивал с высоченных кедров шишки, приносил домой орехи мешками. Собственноручно изготовленным прессом давил из них зерен отличное «постное» кедровое масло (ныне считается особо целебным).

Остававшийся жмых от кедровых орехов мама использовала для изготовления «кедрового молока» и добавок в хлеб, который пекла лепешками из очень небольшого количества муки, перемешанной с имевшимся тогда в свободной продаже ячменным и желудевым «кофе» да овсяным толокном (булочки из этого теста не получались). Эти совершенно черные, особого вкуса лепешки как-то заменяли нам настоящий хлеб и хоть на время насыщали наши детские желудки. Молоко от собственной коровы или продукты из него нередко уходили на продажу или «бартер», как сегодня модно говорить.

Когда я к 13–14 годам вытянулся и ростом перегнал своих старших братьев, у меня возник вопрос: почему я, младший из братьев в семье, стал длиннее их обоих, и среднего, Виктора, и старшего, Ивана? Да и сестра Тоня, младшая в семье, оказалась далеко не самой маленькой по росту из местных девчонок. Это уже через много лет после войны в научно-популярной статье о пользе кедровых орехов я узнал, что этот дар тайги — не только кладезь самых различных витаминов, в том числе и способствующих развитию детских организмов. Они удивительно богаты различными дефицитными микроэлементами. Я даже рискую перечислить их: марганец, йод, медь, титан, серебро, алюминий и другие. Но оказывается, эти орешки еще и богаты веществами, предотвращающими старение организма — антиоксидантами! И это еще не все. 100 граммов ореховых ядрышек — почти 700 килокалорий!

Так вот почему мы сравнительно легко перенесли трудные тридцатые годы, голодные во всей стране, а не только на Украине, как твердят русофобские «историки». Очевидно, наши растущие организмы не только успешно пополнялись тогда необходимыми веществами для своего рода акселерации, но и определенное долголетие тоже тогда в нас заложилось: все-таки мне уже за 90!

Если читатель хочет и дальше знакомиться с нашим взаимодействием с дальневосточной природой, немного еще терпения. Была у нас семейная традиция — ежегодно делать различные заготовки плодов дикорастущих растений, ягод, грибов. Эти заготовки спасали нас не только от голода, но и от свирепствовавшей тогда на Дальнем Востоке, особенно в северных его районах, цинги. Мы с детства были приучены к сбору этих «полезностей» и хорошо их знали. Собирали в большом количестве и сушили грибы — маслята, моховики, главные грибы — белые, солили большие белые грузди! На соления брали также рыжики, но особый деликатес грибных солений был у нас беляночки и волнушечки. Мама всегда наказывала нам, чтобы грибочки эти мы брали не больше медного пятака. Выбор был, благо грибных полян много.