Сложный выбор - Слава Доронина

— На работу. Вова попросил связаться с тобой и кое-что передать. Я могу подъехать?

Смотрю в окно на горящие окна своей многоэтажки. Продолжать вечер с Никитой я и так не планировала. Встречаться с другом Володи — тем более. Но как же радостно от долгожданной новости, что Третьяков пришел в себя и с ним все в относительном порядке!

— Да, конечно. Заезжай.

— Отлично. Скоро буду на месте. Адрес у меня есть.

Я сжимаю в руке телефон, чувствуя облегчение такой силы, словно с плеч упала многотонная плита.

— Кто это был? — спрашивает Никита.

Жаль, что ему пришлось услышать разговор о другом мужчине. Впрочем, это не мои проблемы.

— Настя? — зовет Щербаков, когда долго не отзываюсь.

Кажется, что в его голосе слышна ревность. Я поворачиваюсь и не могу сдержать улыбки. Насупив брови, Никита смотрит исподлобья. Нет, мне не кажется. Действительно ревнует.

— Это неважно.

Злить намеренно я, конечно же, никого не хочу, но и посвящать в свои дела после одного поцелуя — тоже. Думаю, Никита это понимает.

— Пока, — улыбаюсь и тянусь к ручке двери, но слышится щелчок блокировки. — И что это значит? — Теперь мой черед хмуриться.

— Что я хочу знать, кто к тебе сейчас приедет. Меня ты динамишь, а какого-то мужика ждешь. И выглядишь при этом такой счастливой, будто… Даже слов подобрать не могу.

— И не нужно ничего подбирать, — смягчаюсь я. — Роль ревнивого Отелло тебе не идет, Никита. Открой дверь. И не дави на меня. Я же не прошу тебя отчитываться, с кем ты проводишь время по вечерам.

— Ни с кем. С работой, — тут же отвечает он.

— Совсем-совсем ни с кем? — флиртую я, вновь кайфуя от этой легкости. Или от того, что у Володи все хорошо? Наверное, все вместе взятое.

— В кулак дрочу. Представляя тебя, — говорит Никита на полном серьезе.

Щеки обдает жаром. Молодой, горячий, привлекательный, прямолинейный.

Господи, Настя, ну что тебе еще надо? Скажи ему «да». Проведете вместе несколько запоминающихся ночей и разойдетесь каждый своей дорогой. Да, с Никитой вряд ли будут такие запредельные чувства, как были с Володей, до подгибающихся ног и сильного головокружения. Но… где гарантии, что сейчас ты испытала бы то же самое, прикоснись к тебе Третьяков снова.

Эта мысль окончательно отрезвляет.

— Мне правда нужно идти. Денис весь день с няней, я с тобой.

— Еще один поцелуй, — дерзко улыбается Никита. — И тогда, возможно, я оставлю тебя в покое.

Верится, конечно, с трудом. Но целоваться со Щербаковым оказалось, на удивление, приятно.

— Хорошо, — расплываюсь я в ответной улыбке и сама тянусь к Никите.

Быстро чмокаю его в губы и нажимаю на кнопку блокировки. Открываю дверь и выпархиваю на улицу. Обхожу машину спереди и тороплюсь к подъезду. Ощущаю себя так, словно мне опять восемнадцать.

На мгновение появляется трусливая мысль, что зря я все это затеяла, лучше бы и дальше держала Щербакова на расстоянии. Но обратно уже ничего не вернешь.

— Мам! — бросается навстречу Денис, когда я захожу в квартиру. — Что-нибудь купила? Киндер-сюрприз?

Он дергает сумку-шопер с моего плеча и ныряет в нее своим маленьким носом.

— Нет, сынок. Ничего не купила.

Я раздеваюсь и иду на кухню, наливаю себе воды. Но не успеваю и глотка сделать, как в дверь стучат. Либо это Никита за добавкой нежности, либо Титомир. И лучше бы второй, потому что меня съедает любопытство, что придумал Володя.

Отправив Дэна к няне, открываю. Передо мной стоит Рахманинов. Внешность этого мужчины стала еще ярче за годы, что мы не виделись. Поправив рукой рыжую челку, Тит, слегка прищурившись, разглядывает меня. Да, я тоже изменилась. От прежней Насти мало что осталось.

— Привет, — здоровается Рахманинов, — это вам с сыном. — Он переступает порог квартиры и ставит в прихожей несколько пакетов. — Там продукты, игрушки и всякая мелочь. И вот еще… — Тит лезет в карман пиджака и достает наличку.

Закусываю губу, глядя на красные купюры, которые он протягивает мне. Точно знаю, что не возьму. С чего Володя решил, что я поступлю иначе?

— Это убери, — киваю на деньги. — А игрушки оставь. Как Третьяков? С ним правда все хорошо?

— Про хорошо — это ты, конечно, загнула. Вове сейчас тяжко. Но врачи обещают поставить на ноги.

— Известно, кто его так избил?

— Следствие разберется.

— Получается… ты в курсе, чей Денис сын? — задаю интересующий меня вопрос.

— Ты сына родила? Впервые об этом слышу, — с иронией отвечает Рахманинов, прикидываясь дурачком.

— Понятно, — вздыхаю я. — А Полина знает, что у Володи есть сын?

— Насть, я сейчас помогаю Вове в одном проекте. Буду здесь месяц-другой на подхвате. Третьяков сказал, что ты пока можешь ко мне обращаться по любому поводу, — уходит Титомир от моего прямого вопроса.

— Третьяков Владимир или Александр? — уточняю на всякий случай.

Тит прицокивает языком.

— Вова не общается с отцом. Ладно. Мне пора. Номер мой на всякий случай сохрани. Если следак вызовет на дачу показаний, обязательно отзвонись. Я с тобой съезжу. А то они здесь зубастые хищники. В клочья порвут или навешают того, чего и в помине не было.

— Спасибо, — благодарю я. — Тит, — окликаю Рахманинова, когда он уже собирается закрыть за собой дверь. — С Володей правда все будет хорошо? Люди без сознания не проводят несколько дней в реанимации…

— Так себе на самом деле. Но Полина его поднимет. Не сомневайся, — подмигивает он и выходит.

Вскользь брошенные слова режут меня по живому. Зато теперь отчетливо понятно почему. Это я могла быть на месте Полины и находиться сейчас рядом с Володей.

— Мы столько не успеваем. Ни есть, ни носить новые вещи, ни играть в игрушки, которые ты приносишь. Достаточно, — прошу я, смотря на пакеты в руках Рахманинова.

На самом деле их было еще больше: один утащил Денис.

— Мое дело маленькое. Пока Вова в больнице, я на два фронта работаю. Что не так? — хмыкает Титомир в ответ.

Вглядываюсь в симпатичное лицо. Рахманинов своими расплывчатыми фразочками дает понять, что мы с сыном доставляем семье Третьякова неудобства и проблемы? Но ведь я ни у кого ничего не просила. Абсолютно. Или у Тита интерес к жене Володи и Рахманинов оберегает Полину от всякого рода переживаний? Почему он позволяет себе такие слова и замечания в мой адрес, будто я какая-то разлучница? Это ведь не так.

— Какие два фронта? — прямо спрашиваю.

— Работа и вы.