Дети погибели - Сергей Арбенин

– Сиденья? – переспросил Филиппов удивлённо.

– Ну да, сиденья, – снова раздражаясь, повторил Маков. – Преступник стрелял в карету сквозь заднее окно, но в Дрентельна не попал. Должны же были остаться следы от пуль внутри кареты?

– Ах, во-от в чём вопрос, – протянул загадочно Филиппов. – Так я прямо сейчас и займусь?

– Прямо сейчас. Да, переоденьтесь, хоть в мелкого чиновника какого-нибудь, что ли. А Кадилу – ну, скажем, в мастерового или фабричного. И чтоб ни одно «гороховое пальто» вас не вычислило… Ясно вам теперь?

– Ясно, – кивнул Филиппов, поднимаясь. – Только каретных дворов-то в Питере…

– Господи, да вы начните поиски с ближайших дворов к жандармскому управлению! – раздражённо прервал Маков.

Филиппов слегка покраснел: мог бы и сам догадаться. «Ясно, по крайней мере, что именно теперь искать надо! » – подумал Филиппов, выходя.

* * *

Маков засиделся допоздна. Накинув шинель, вышел в приёмную, кивнул дежурному адъютанту и пошёл вниз. Спросил на ходу:

– Как погода?

– Премерзкая, ваше высокопревосходительство; снег с дождём.

У самого выхода адъютант заметил:

– Вас какой-то мастеровой видеть хотел.

– Что за мастеровой? – удивился Маков, оглядывая вестибюль.

– Да он там, на улице… Часа три как дожидается.

– Впусти.

Вошёл действительно мастеровой. Одежда на нём обледенела и стояла колом, и шапка, которую он мял в руках, хрустела и позванивала падавшими на гранитный пол ледышками.

Маков вгляделся. И поразился: перед ним стоял Кадило. Но до чего же, однако, одежда меняет человека!

– Ты что, Кадило? – спросил Маков.

Кадило переступил с ноги на ногу, вытащил из кармана чёрный комочек, протянул.

– Вот, ваше высокопревосходительство… Внутри каретного сиденья нашёл.

Маков взял, разглядел. Это был туго свитый обгоревший тряпичный пыж.

Лев Саввич оглянулся на адъютанта, спрятал пыж в карман шинели.

– Где же нашёл?

– Сиденья токмо и остались; в каретной мастерской на Обводном. А карету уже продали-с.

– Так, – Маков всё силился что-то понять, и не мог. Наконец вспомнил:

– Где же Филиппов?

– Их высокоблагородие со мной были в мастерской. Хозяина отвлекали, покуда я сиденья рассматривал. А потом, как мы вышли, вдруг – карета к нам подскочила. И какие-то знакомцы его высокоблагородия их в карету-то и позвали.

– Постой, постой, – нахмурился Маков.

Посмотрел на адъютанта, перешёптывавшегося с начальником караула, на швейцара, и вдруг решил:

– Пойдём-ка со мной. Да не сюда – на улицу.

На улице действительно было скверно: лил дождь и мгновенно превращался в лёд. Прохожих почти не было, и только тускло сияли газовые фонари.

Карета Макова дожидалась у подъезда. Ротмистр из отдельного жандармского эскадрона распахнул дверцу. Маков влез в карету, выглянул:

– Кадило! Садись.

Кадило неуверенно потоптался, и под удивлённый взгляд ротмистра заскочил внутрь.

– Домой! – скомандовал Маков.

Дверца захлопнулась, ротмистр сел на облучок рядом с кучером; поехали.

– Так что же, – вполголоса спросил Маков, – Филиппова увезли?

– Увезли-с, – тихо ответил Кадило. Он съежился на противоположном сиденье, в самом углу. – Крикнули что-то, влезай, мол: по имени-отчеству назвали. Он и влез. А карета возьми и поскачи. А уже темнело. И грязь там, возле каретной, каша изо льда. Так я один и остался. А Филиппов, перед тем как в карету-то сесть, успел мне шепнуть: беги, мол, в министерство, дождись Льва Саввича, и передай, что нашёл.

Маков помолчал. Карета плавно покачивалась на рессорах, в мутных окошках проплывали светлячки фонарей.

– Ты где живешь? – спросил Лев Саввич.

– На Васильевском, ваше высокопревосходительство. У чухонки Мяге комнату снимаю.

Голос Кадило стал смущённым.

Маков кивнул.

– Я тебя высажу у Николаевского моста. Утром придёшь прямо ко мне.

* * *

Но утром Макову было уже не до Кадило. Из Московской полицейской части сообщили: найдено тело убитого и ограбленного человека. Тело лежало на пустынном берегу Обводного канала, в кустарнике. Прибывшие на место прокурор судебной палаты и судебный следователь опознали в убитом чиновника при департаменте полиции МВД Филиппова.

ПЕТЕРБУРГ. СМОЛЕНСКОЕ КЛАДБИЩЕ.

Март 1879 года.

Во время панихиды, когда Маков, чувствовавший себя неуютно среди нескольких сослуживцев Филиппова, вышел из церкви подышать свежим воздухом, кто-то тронул его сзади за локоть. Лев Саввич обернулся. Перед ним стоял невысокий, с большой лысиной человек, одетый в чёрное пальто, с чёрной шляпой в руке, – и оттого похожий на гробовщика.

– Лев Саввич! – голос был глухим, замогильным, – Маков даже слегка вздрогнул. – Прошу прощения, Бога ради… Но другого случая увидеть вас наедине у меня, скорее всего, не будет…

– Кто вы такой, милостивый сдарь? – почти сердито спросил Маков.

– Я работаю… работал с господином Филипповым. Иногда выполнял его поручения.

– Поручения? Какого рода?

– Всякого. Чаще всего довольно деликатного-с.

Маков молча смотрел на лысого господина, пытаясь припомнить: не встречалось ли ему это желтоватое бритое лицо раньше.

– Я, видите ли, телеграфист. При Главном жандармском Управлении…

Маков насторожился. Даже слегка покосился по сторонам: не видит ли кто. Но вокруг было пусто, в церкви еще пели покойный тропарь. Чуть поодаль начиналось кладбище, торчали потемневшие кресты среди тёмных хилых сосенок, на оградках, утопавших в рыхлом снегу, висели чёрные высохшие венки с выцветшими лентами.

– Пойдёмте, – кратко сказал Маков и зашагал, не оборачиваясь, по первой попавшейся дорожке между могил и склепов.

Странный телеграфист торопливо шёл следом. Говорил глухим голосом в спину Макова:

– Я служил еще при Николае Павловиче. Знаком с телеграфными аппаратами Якоби, Морзе, Юза… Почти сорок лет беспорочно… Имею два ордена… В Турецкую войну состоял при генерале Дрентельне в тыловом штабе по снабжению…

Тропка закончилась. Маков оказался в тупике, где снег уже никто не чистил. Остановился перед старым полуобвалившимся склепом, повернулся.