Гора Орлиная - Константин Гаврилович Мурзиди

грозной силой пошли на мастера. Тот попятился, повернулся, побежал в контору.

Алеша схватил кусок руды и швырнул ему вслед.

Пашка Леонов взял его за руку.

— За что ты в него?

— Сволочь он! — крикнул Алеша и побежал впереди толпы.

Часть первая

НАЧАЛО

Уезжая из родного Тигеля строить новый город Кремнегорск, Николай Леонов обещал соседке, тете Клаше, обязательно навестить там ее мужа, мастера Алексея Петровича, который еще в прошлом году отправился на эту стройку. Поезд прибыл в Кремнегорск ночью, — его держали на каждой станции, пропуская вперед грузовые маршруты. Нечего было и думать сразу же отыскать нужный адрес. Николай решил заночевать на вокзале — прикорнуть на сундучке, — но никакого вокзала в Кремнегорске не оказалось. Его заменяла снятая с колес теплушка с обрубком рельса вместо станционного колокола. Тут же за теплушкой начиналась степь. В отдалении, у горизонта, призывно и трепетно горели костры. Николаю показалось, что кто-то осенней ветреной ночью запалил на равнине кусты. Он взвалил сундучок на плечо и вместе с другими пошел в степь.

Всех было человек триста; большей частью молодые парни с пестрыми заплечными мешками, с топорами и пилами, обернутыми в мешковину, с мастерками, засунутыми за пояс, с лопатами, переброшенными через плечо, словно ружья. Но встречались и старики, и девушки, и женщины с малыми ребятишками на руках, сперва шли шумно, весело, парни на ходу дурили, пересмеивались с девками, даже пробовали запеть песню, но чем дальше отходили от железной дороги, тем становилось тише: старики и женщины начали отставать, девки примолкли, парни стали сдержаннее. Некоторые, отчаявшись догнать ушедших вперед, останавливались, кричали, оглядываясь назад, звали какого-то вербовщика.

Длинноногий, тонкий, слегка гнущийся под тяжестью сундучка, Николай далеко обогнал других. Он пожалел, что прибыл сюда не с первым эшелоном, еще в июне, как только построили железнодорожную ветку Тигель — Кремнегорск. Не посчастливилось ему попасть и на закладку города; она состоялась в самом начале июля, в дни XVI съезда партии. Но Николай знал, что впереди еще немало замечательных событий, что он не последний, он вместе с другими. Вот они — рязанские, владимирские, вятские, тверские, тульские мастера любого дела: землекопы, каменщики, плотники… Как-то в газете он прочитал, что Кремнегорск строили люди тридцати шести национальностей.

Из трех ближайших костров Николай выбрал дальний и попал, как после выяснилось, на строительство коксовой батареи. Вдыхая особый запах степного дымка, он остановился у костра, разложенного на краю огромного котлована, поздоровался с рабочими, поставил сундучок и сел на него.

— Откудова? — раздался вопрос.

Услышав ответ, помолчали. Земляков, как видно, не оказалось.

Сидели — кто на корточках, кто на небрежно раскинутых брезентовых плащах, кто на обломках кирпича, нахохлившись, набросив на плечи ватники.

— Да, верно… клад копаем, — очевидно продолжая начатый разговор, сказал моложавый рыжеусый рабочий.

— Какой тебе клад! Вот у нас на Волге, в Жигулях, это верно, одного золота разбойничьего в кургане найдено было — страх сколько! — заговорил другой. — Помню…

Но сидевший рядом пожилой рабочий не дал ему досказать.

— Это что — клад… А вот я слышал… Был у одного богатея сын Иван-Гулеван. Кутежи, девки, трали-вали… Почему бы и не пить, — у отца денег полно! Боялся старик, что после его смерти сын все богатство пропьет-промотает. Думал-думал, что делать, и ничего придумать не смог… Пришло время помирать. Призвал он сына и говорит: «Все тебе оставляю — и дом, и сад, и кубышку. Никакой присяги с тебя не возьму, в одном поклянись: ежели все прогуляешь, то приладь к тому крюку, что в горнице на потолке, веревку и — голову в петлю. Без денег какая жизнь?» Поклялся сын. Повздыхал отец, былое помянул, трали-вали… помер. Устроил сын богатые поминки, да так и пошло с того дня — то пьян, то с похмелья. Может, опамятовался бы, не будь друзей. И откудова их набралось! Ну, настал такой час — последний золотой из рук выкатился. В кармане пусто, и в горнице тоже, разбежались дружки. Посмотрел Иван-Гулеван на крюк, а помирать неохота. Решил у друзей попытать счастья. К одному пошел, к другому, к третьему. Чайком угощают, горю сочувствуют, трали-вали, а денег не дают… Вскоре случился у одного дружка именинный день. Все собрались. Да с подарками. А как быть Ивану-Гулевану? Четвертака и того нет. Все щели высмотрел, медный пятак нашел. Ну, думает, слава тебе! Куплю калач, по русскому обычаю, да и пойду, поздравлю. А идти надо было лесом. Раньше бы на тройке по большаку прокатил, а теперь пешком — напрямик — по лесу… Ну, пошел. И захотелось ему дорогой нужду справить. Положил он калач на пенек, а сам — в кедровник. А по тропе, на ту беду, собака бежала. Понюхала она калач, схватила, — только рыжий хвост в кустах мелькнул. Погнался Иван-Гулеван, да где там! Постоял, подумал, трали-вали… без подарка пришел. Рассказал, что случилось. Подняли его на смех, никто не поверил такому случаю. Соврал, дескать. И отвернулись. Закручинился Иван-Гулеван, пришел домой и с горя — в петлю. Только повис — крючок вырвало. Обвалился потолок, и засыпало Ивана-Гулевана золотыми целкашами. Обрадовался он отцовской хитрости, даже слезу обронил. А на другой день созвал друзей. Видят они — все по-прежнему: стол горой ломится — вино, закуска, трали-вали… И давай нахваливать. Выпили по первой, Иван-Гулеван и говорит: «Вот какое со мною дивное дело приключилось. Купил я на прошлой неделе железа пудов сто, сложил в амбаре, прихожу сегодня, а его крысы съели. Хоть верьте, хоть нет!» Закричали дружки: «Дело возможное! Чему тут удивляться?» Посмотрел он на них, усмехнулся. «Вот оно, говорит, как на свете бывает: что собака съела калач — вы не поверили, а что крысы железо съели — верите?» И выгнал их за порог. Даже по второй рюмке не дал… Так-то!

— К чему ты это?

— А к тому, что не в рублях клад, а в друзьях, в людях.

Прихлебывая чай из жестяных кружек, землекопы прислушивались к шуму в полутемном котловане. Николай оглянулся, посмотрел в ту сторону, откуда пришел, и удивился совсем близко подступившей густой темноте. И странным показалось ему, что пришел он из этой самой темноты. Вглядываясь, старался увидеть огни железной дороги. Но они, должно быть, укрылись за невысоким взгорком. И стало неловко от этой холодящей спину ночной темноты, захотелось подвинуться поближе к костру. Что-то очень похожее уже было с ним в жизни. Такая вот холодная темень за плечами и жаркий огонь в лицо. И сразу представились ребячьи лица, красные галстуки, внизу за спиной — река, ее только