Заговорщики. Преступление - Николай Шпанов

— А будет десять тысяч! — теряя равновесие, крикнул Макарчер. — Вся китайско–советская граница, вся китайско–монгольская граница.

— Э, да вы, оказывается, самый отчаянный мечтатель, какого я видел! — насмешливо проговорил Гопкинс. — Не знал за вами такой черты.

— К сожалению, Гарри, вы мало меня знаете.

— Вы полагаете?

— А нам нужно понять друг друга. — Макарчер склонился к Гопкинсу, продолжавшему полулежать с закрытыми глазами, и насколько мог дружески проговорил: — Вдвоем мы могли бы доказать хозяину…

И, не договорив, стал ждать, что скажет Гопкинс. Но тот хранил молчание.

Макарчер внимательно вглядывался в подергивающееся судорогой боли лицо Гопкинса. Можно было подумать, что генерал взвешивает: стоит ли говорить с этим полутрупом, который не сегодня–завтра уйдет в лучший мир и перестанет быть вторым "я" президента?

Поезд остановился.

Макарчер прочел название станции:

— Улиссвилль.

— Не подходите к окну, — поспешно сказал Гопкинс. — Вас могут увидеть журналисты.

— А–а, — протянул Макарчер. — Хозяин будет говорить?

— Положение с фермерами паршиво, а выборы на носу.

— Он опять выставит свою кандидатуру? — спросил Макарчер.

— Пока ни в коем случае!

— А как же с переизбранием?.. Нужно же, чтобы американцы знали, что могут голосовать и за него.

— Своевременно узнают. Может быть, в последний момент.

— Почему не теперь? Ведь остальные кандидаты уже объявлены.

— Формально выставить свою кандидатуру значило бы для ФДР превратиться из президента в кандидаты! Это только помешало бы его работе.

— Значит, в последний момент? — в сомнении спросил Макарчер.

— И безусловно будет избран, — уверенно ответил Гопкинс. — Никто не может предложить американцам ничего более реального.

— Чем обещания Рузвельта?

— Зависит от того, как обещать. И кроме того, никто не может обвинить нас в том, что если бы не сопротивление дураков, мы успели бы многое выполнить… из того, что обещали.

— Посоветуйте хозяину на этот раз поднажать на морскую программу.

— Об этом его просить не приходится.

— Морские дрожжи все еще бродят?

— Он попрежнему держит под подушкой Мехена.

— Избиратель не может не понимать, что строительство хорошей серии больших кораблей — хлеб для сотен тысяч безработных.

— Но, увы, и налогоплательщик понимает, что этот хлеб будет куплен за его счет, — со вздохом сказал Гопкинс. — А кроме того, средний американец знает, что судостроительные компании нахапают в сто раз больше, чем достанется тем, кто будет своими руками строить корабли. Народ умнеет не по дням, а по часам. Тут вам не Филиппины, Мак.

— Не воображайте, что у нас там одни идиоты. Квесону приходится довольно туго.

— И если бы не ваши штыки?..

Макарчер ответил неопределенным пожатием плеч.

Гопкинс спросил:

— А как у вас работает Айк?

Казалось, вопрос удивил Макарчера. После некоторого молчания он, в свою очередь, спросил:

— Вы имеете в виду Эйзенхаммера?

— Да.

Собеседники не могли пожаловаться на простодушие, но в этот момент оба они мысленно бранили себя. Гопкинс был недоволен тем, что у него вырвался этот вопрос, совершенно некстати выдавший генералу его, Гопкинса, интерес к подполковнику Эйзенхаммеру — военному советнику филиппинского "фельдмаршала". Макарчер же досадовал на себя: только сейчас ему пришло в голову то, о чем он должен был давно догадываться: ведь Дуайт Эйзенхаммер, которого он сам сделал на Филиппинах из капитана полковником, был человеком президента, посланным в Манилу для того, чтобы Рузвельт мог знать каждый шаг его, Макарчера.

Это внезапное открытие неприятно поразило генерала Эйзенхаммер был в курсе многих его дел. Не мог ли он разнюхать кое‑что и о "тайне Исии"? Если так, то значит тайна вовсе уже и не тайна для ФДР. Какие выводы нужно из этого сделать?.. Сказать или не сказать?..

Макарчер решил прощупать Гопкинса.

— Может быть… — начал было он, но вдруг умолк, прислушавшись к происходящему на платформе Улиссвилля.

Чем дальше он слушал, тем озабоченней становилось выражение его лица. Глубокая морщина прорезала его лоб сверху донизу.

— Что за чертовщина! — сердито проворчал он, сделав было движение к окну. Но Гопкинс испуганно удержал его.

— Не лезьте на передний план!

— Вы только послушайте! — с возмущением воскликнул Макарчер, жестом предлагая Гопкинсу соблюдать тишину.

С платформы, где происходил митинг фермеров перед президентским вагоном, до Макарчера отчетливо доносились чьи‑то слова:

- …Мы, люди американского захолустья, чрезвычайно тронуты, мистер президент, тем, что вы заглянули сюда. Вы рассказали нам о сыне нашего народа — генерале Улиссе Гранте. Многие из стоящих здесь ничего о нем не знали…

Рузвельт благодушно перебил оратора:

— Это следует отнести к их плохой памяти: нет такого учебника истории, где не говорилось бы о генерале и президенте Штатов — Улиссе Гранте.

Кто‑то на платформе вздохнул так громко, что было слышно в купе Гопкинса. Над толпою пронесся смешок.

— Если бы вы знали, мистер президент, сколько из стоящих здесь ребят забыли, каким концом карандаша следует водить по бумаге. — Толпа подтвердила эти слова одобрительным гулом. — Нам был очень интересен и полезен ваш рассказ, мистер президент. — Макарчеру почудилось в тоне оратора злая ирония. Генерал с трудом заставлял себя, не двигаясь, сидеть в кресле. — Отныне мы будем гордиться тем, что живем в местах, где сражался такой американец, как Грант. Тут проливали кровь наши предки за честь и свободу Штатов, за конституцию Вашингтона и Линкольна, за лучшее будущее для своих детей и для детей своих врагов — южан.

— Это вы очень хорошо сказали, мой дорогой друг, — послышался одобрительный голос Рузвельта. — Очень хорошо! Именно так оно и было: кровь солдат Гранта лилась за счастье не только для Севера, но и для Юга. За счастье всех американцев, без различия их происхождения и цвета кожи. Это была великая битва за дело демократии и прогресса.

Рузвельт умолк, очевидно вызывая оратора на продолжение речи.

— Мы хотим вам верить, мистер президент, как, вероятно, верили солдаты Гранту, что дерутся за свою свободу и свободу братьев негров, за дело демократии и прогресса. Но…

— Зачем он дает говорить этому нахалу? — возмущенным шопотом спросил Макарчер. — "Мы хотим вам верить"! Если хозяин не одернет его, я сам…