1919 - Игорь Николаев

— Смотрите, сэр, — невозмутимо продолжил капитан разведки. — Вот проходы в нашей проволоке. Вот эти проходы обнаружены немцами и пристреляны, поэтому я не рекомендовал бы пользоваться ими. Через эти и вот эти проходы можно двигаться только ползком — они закрыты сверху. Обратите внимание на подготовленные укрытия, где вы можете переждать огонь. Кроме того, вот отсюда вы можете наблюдать. Теперь внимательно посмотрите на их заграждения. Увы, все проходы через них хорошо прикрываются пулеметным огнем. Здесь и здесь — известные нам пулеметные гнезда, примерные сектора их обстрела. А вот в этих областях отмечался наиболее сильный мортирный и пулеметный огонь.

— А вот это что за гнусное сооружение? — спросил один из французов.

Британцы дружно вздохнули.

— Это «Форт», — пояснил Натан, отчетливо выделяя заглавное «Ф». — Четыре больших «пилюльных коробки»[51]и двадцать четыре капонира, объединенные в шесть групп. На это «гнусное сооружение» у нас отдельная карта и список. Их будем прорабатывать отдельно, как-никак ключевой узел их обороны в нашей полосе наступления.

— Не обойти, — резюмировал танкист с больной спиной, закуривая короткую толстую папиросу. — Будем ломать.

Неодобрительные взгляды сопроводили вспышку спички — курить на совещаниях было не принято, но вслух никто ничего не сказал. Жизнь танкиста вообще тяжела, и тот, кому довелось вести в бой танк, уже не боится преисподней. Разве могут адские котлы испугать того, кто трясется в грохочущей консервной банке, теряя сознание от паров бензина, истекая потом от пятидесятиградусной жары? Того, кто вынужден прятать лицо за кольчужной маской или открываться, рискуя лишиться зрения от залетевших осколков и свинцовых брызг? Пехотинец может укрыться в воронке или окопе, может залечь, бежать или ползти, скрываясь, но огромный бронированный сарай на гусеницах никуда не спрячется, в танки стреляют из всего, даже из пистолетов.

А француз был не просто танкистом, он из «специальной артиллерии», натасканный в Гре-сюр-Лен[52]и Рекло.[53]Именно от надежности и точности огня самоходных гаубиц и пушек большой мощности во многом зависел успех предстоящего наступления.

Такому человеку можно простить некоторое отступление от традиций.

Совещание растянулось далеко за полдень и возобновилось после короткого — только перехватить пару сэндвичей с консервированным мясом — перерыва. Лишь с наступлением темноты офицеры закончили чертить, вычислять, оценивать и решать. Расходились в тягостном молчании, крепко сжимая полевые сумки и тетради с записями.

Когда они с майором наконец остались одни, Дрегер смог задать мучивший его вопрос:

— Скажите, сэр… Почему мы? Мы ведь саперы, а не головорезы из Непала. «Форт» нужно разбить тяжелой артиллерией, «большими парнями» и «Джонсами»,[54]а затем обойти. Даже с поддержкой танков мы его не возьмем. Ну, или возьмем, но все там и останемся.

— Пойдем, пройдемся, — предложил майор.

Даже здесь, во второй линии, казалось, что все словно на передовой. Такая же светомаскировка, хотя кто и когда в последний раз видел немецкий аэроплан? Дозорные посты, вооруженные патрули. Справа доносилось осторожное покашливание наблюдателя. Впереди был слышен приглушенный разговор — дежурный расчет пулемета. Откуда-то из тыла долетали сентиментальные переливы губной гармошки.

Под дощатым настилом основных тропинок вязко хлюпало, дождь давно прекратился, но грязь и не думала высыхать.

— Да, так вот, к вопросу о саперах… — продолжил Натан как ни в чем не бывало. — Все просто. У нас прибавилось пушек, но артиллерии все равно недостаточно, чтобы обрабатывать все инженерные сооружения. Конечно, будет вам поддержка «четыре-семь» и даже пару выстрелов из «девять-два»,[55]но основную работу сделает человек с винтовкой. Как в старые добрые времена.

— К черту «старые добрые времена», — зло проговорил Дрегер. — Проклятый «Форт» вытянут в глубину, в три линии. Там десятки пулеметов, подземные ходы, бронебойные ружья, минометы в закрытых шахтах и бог знает что еще. Мы не пройдем, хоть с танками, хоть без. А из винтовок давно уже не умеют стрелять.[56]

— Уилл! — Даже в неверном вечернем свете было видно, как посуровело лицо майора. — Я не спрашиваю твоего совета. Так же как никто не спрашивает моего. Нам, всей армии, предстоит грызть оборону бошей на всю глубину на широком фронте. Целей всегда больше, чем пушек и снарядов, а теперь — в особенности, что накопали немцы, ты видел сам. Поэтому радуйся, что мы пойдем в бой вместе с танками и аэропланами, а не как первого июля.[57]

— Я стараюсь радоваться… — честно признал Дрегер. — Но получается плохо. Эти железные ящики перестреляют в первые час-два. Немцы уже давно не разбегаются от «брони» с воплями ужаса.

— Так следите, черт возьми! — взорвался Натан. — Сколько можно повторять, что танк без пехоты и пехота без танков по отдельности — покойники! Уилл, не дай господь, вы заляжете за броней, ожидая, пока танкисты сделают всю работу…

Шум моторов заглушил его слова, вынудив замолчать. Мимо двигалась колонна тяжелых тракторов, лязгая гусеницами и обдавая выхлопом сторонящихся солдат. Тягачи тащили вереницу гаубиц, грязная, почти черная вода плескала из луж под массивными колесами лафетов. Лейтенант с тоской проводил взглядом технику, представив, как хорошо эти солидные орудия смотрелись бы в тылу его части.

— …Это раньше вы могли тихо приползти, тихо уползти и вознести бошей прямо на небо, — закончил мысль майор. — Теперь другие времена. Придется идти вперед по земле и под огнем. И надеяться, что вы хорошо учились. — Он остановился и испытующе посмотрел в глаза лейтенанту. — Уильям, вы ведь хорошо учились и не разочаруете старого еврейского майора?

— Скоро узнаем, — ответил Дрегер. — Очень скоро…

За три дня до начала UR

Легкий ангар, возведенный на скорую руку, был заполнен до отказа, но никто из примерно двух сотен молодых людей не думал жаловаться на тесноту. У каждого на груди была нашивка со стилизованными крылышками.