Сергей Бондарчук. Лента жизни - Наталья Бондарчук

Сам Игорь Савченко проделал поистине титаническую работу, готовя к производству фильм «Тарас Шевченко». Было прочитано свыше трёхсот книг и разных материалов о поэте, его современниках, эпохе, множество свидетельств и документов. Он делился всем этим богатством со своими учениками и Сергеем Бондарчуком. И при этом Савченко часто болел, ему не давали покоя головные боли, угнетала организационная неразбериха на киевской студии, и очень беспокоило повышенное внимание к фильму. Сергея Фёдоровича потрясла эрудиция режиссёра, его неутомимость, высокая требовательность к себе и огромная работоспособность.

У меня с Владимиром Наумовым оказались одинаково любимые эпизоды в фильме «Тарас Шевченко», с той лишь разницей, что Владимир Наумович присутствовал на площадке, когда снимались эти сцены. «Никогда не забуду, – признался мне Наумов, – как изнывающие от скуки офицеры придумывают: “А не позвать ли ссыльного Шевченко, господа? Пусть нас развеселит, а потом выпорем”. Приводят Шевченко, он всё сразу понимает, но берёт предложенную рюмку водки и произносит свой монолог: “Я выпью за ваших матерей, господа, которые в муках произвели вас на свет и возложили на вас светлые надежды”… Своими словами он устыдил офицеров, и они не посмели глумиться над Шевченко».

Через несколько лет, снимая как кинорежиссёр фильм «Судьба человека», Бондарчук создал незабываемую сцену, когда Андрею Соколову предлагает выпить водку немецкий офицер и своим поведением ставит его в неловкое положение. «После первой – не закусываю» станет поговоркой в народе.

Но вернёмся к Тарасу. Марк Бернес, сыгравший в фильме благородного капитана Косарева, после той съёмки сказал Наумову: «По-моему, Бондарчук – гипнотизёр. Ничуть не слабее Вольфа Мессинга. Он обладает огромной силой внушения». И действительно, те, кто был знаком с Сергеем Фёдоровичем, не раз испытали на себе его магнетизм и скрытые возможности, возможно идущие от его бабки-сербиянки. Во всяком случае, накопление психической энергии для того, чтобы играть на сцене или в кинематографе, свойственно практически всем великим актёрам. Воздействие на зрителей может быть невероятно сильным, сходным с гипнозом. У Чехова сказано: «У каждого человека под покровом тайны, как под покровом ночи, проходит его настоящая, самая интересная, жизнь». Вся гамма чувств была проявлена Сергеем Фёдоровичем в роли Шевченко. Походка, голос, мягкие движения рук художника, взгляд умных добрых глаз – иногда иронический, насмешливый, иногда – яростный…

Моя же любимая сцена в фильме – когда Шевченко приносят краски. Как он по-детски радуется им, как разговаривает с ними. Здесь, как мне кажется, проявлена и личная любовь моего отца к краскам. Он, сам художник с детства, знал цену краскам и отсутствию их. Именно поэтому они так близки были с Владимиром Наумовым, они совпадали в любви к живописи, которой посвятили многие часы своей жизни. Наумов с готовностью и радостью вспоминал счастливое время своей юности и дружбы с моим отцом. «Мы с ним попадали в смешные ситуации, – рассказывал мне Владимир Наумович. – Наша главная пища была – яблоки из сада, который посадил Довженко. Ну, я признаюсь уже сейчас – мы были жалкими воришками, и нас спасало только то, что руководителем этой банды был сам Савченко. Он нас будил по ночам и говорил: “Пошли за яблоками…” Мы брали старые брюки, завязывали штанины, получалось два мешка, мы их наполняли яблоками и очень неплохо жили: у нас всегда был сухой, заплесневелый хлеб с яблоками. И ещё изредка – незабываемая украинская колбаса, которая ворчала и подпрыгивала в огромной чугунной сковородке. Я помню – Бондарчук чинил кому-то ботинки. А ведь он уже снимался и был известным человеком, а мы были ассистентами. Было очень хорошее время. Мы иногда сидели до трёх часов ночи. Игорь Андреевич и Сергей Фёдорович, они разговаривали о Шевченко, читали стихи – оба. Кстати, Серёжа очень любил стихи».

Немного найдётся в отечественной истории людей с судьбой столь же сложной и трагической, как у Тараса Григорьевича Шевченко. Бунтарь и поэт, художник, на себе испытавший крепостную зависимость, полной чашей испивший горькую долю солдатчины, но не покорившийся испытаниям судьбы. Отец готовил себя к роли с огромным воодушевлением.

«Я приступил к работе над ролью задолго до съёмок, – вспоминал Сергей Фёдорович. – Савченко читал мне отрывки из будущего сценария, советовался по каждой вновь написанной сцене, посвящая сначала в авторские сценарные замыслы, а затем на протяжении всей сценарной работы и в творческие планы изобразительного, монтажного, звукового решения, привлекая меня к общению с художниками и композитором фильма».

Моя мама вспоминает о тех днях: «Пока он был в Киеве, а я в Москве, мы писали друг другу через день, и в каждом письме я читала, как он соскучился, с каким нетерпением ждёт моего приезда. И вот билет до Киева у меня в одном кармане, ключ от нового дома – в другом. Я думала, умру от счастья! Как заживём теперь, ведь даже на собственную комнату в коммуналке не слишком рассчитывала, а тут – отдельная квартира! Чужих углов больше не будет, теперь я смогу прописаться, получить паспорт – и мы снова нормально зарегистрируемся. И вот мне надо было ехать к нему. Он снял побольше комнату, купил две корзины, одна – полная вишни, другая – абрикосов. Я посмотрела и говорю: “А я тебе подарок привезла”. И я достала ему ордер, подаю. Когда он прочёл, он на меня смотрит и говорит: “А я думал, ты мне макинтош купила…”

Мой день рождения отмечали в Киеве. Это был день Владимира, и мы были у Владимирского собора и в Лавре. Я была целыми днями на Днепре. Серёжа расспрашивал о квартире. А я ему расписывала. Квартирка! Ванная отделана кафелем, чудесная кухня с газовой плитой и раковиной, вокруг раковины тоже кафель. Туалет тоже кафельный. Маленький коридорчик, очень маленький, поставить ничего нельзя, а в комнате семнадцать с половиной метров и балкон. Четвёртый этаж. В квартиру пустили воду. Свет есть. Но газ дадут, когда вселится хотя бы половина жильцов. В комнате у нас так: лежит зелёный коврик, на нём матрас, одеяло и подушки, вроде тахта на полу. Рядом ящик, покрытый салфеткой, – на нём “туалет”. Ящик под ковром, на котором можно сидеть. В углу на газете лежат стопками книги. Наверху абажур, на стене гитара. Всё! В кухне: из ящика столик, в нём внутри посуда, наверху чайник, в нём кипятильник и греется чай (остальная мебель в магазине). Когда я впервые вышла на балкон, увидела, как солнце так красиво садится, и роща недалеко, и… вечерний звон! Недалеко церковь, и она утром и вечером звонит! Такая прелесть!!!

В этом несказанном счастье мы вместе в Киеве провели неделю, и в Москву я возвращалась уже не одна – с Наташей под сердцем. Это правда, что всё в жизни случается вовремя: едва получили квартиру – Бог тут же послал ребёночка. О своей беременности я сообщила Сергею в очередном письме из Москвы и получила в ответ четыре листа сплошных восторгов. Роды – памятный момент в жизни любой женщины. Рожала я в правительственной клинике – а где ещё лауреату Сталинской премии! Вышли туда с Сергеем, натянули на меня по народной примете какое-то ветхое пальто, чтобы чужие люди беременную не видели, не поняли, куда иду. На месте определили меня в палату, и начались схватки. Я в голос: “А-а-а!”, а сама слышу – шумят за дверью: “Нельзя, нельзя!” Меня отпустило. Опять схватки, опять кричу, а там: “Нельзя, нельзя!” Это Серёжа рвался ко мне. Его держали за полы, не пускали. 10 мая 1950 года у нас появилось пополнение – родилась Наташа, наша девочка. Прямо из роддома мы привезли дочку на новую квартиру».