Магнус Чейз и боги Асгарда. Книга 3. Корабль мертвецов - Рик Риордан

До чего же я по ним соскучился.

– А где мы с ними встречаемся? – поинтересовался я.

Сэм махнула рукой вперед:

– На Оленьем острове, у маяка. Они обещали прибыть туда к заходу солнца. То есть сейчас.

Вдоль береговой линии Бостона рассыпались десятки островов. В их названиях черт ногу сломит, но маяк, о котором говорила Сэм, просматривался довольно хорошо – приземистое строение со шпилем наверху торчало из воды, словно рубка бетонной субмарины.

Мы подходили к маяку. Я ожидал увидеть издали сверкание кольчужного жилета гнома-модника или красно-белый шарф, которым размахивает одетый в черное эльф.

– Ну и где они? – пробормотал я и поднял глаза на Ти Джея. – Эй, ты оттуда их не видишь?

Наш впередсмотрящий словно окаменел, широко разинув рот. В его выпученных глазах застыло выражение, которое мне никогда не пришло бы в голову связать с Томасом Джефферсоном-младшим. Выражение незамутненного ужаса.

Сэм рядом со мной придушенно сглотнула и попятилась с носа «Большого банана».

Прямо перед нами море вспенилось и закрутилось воронкой, будто кто-то вытащил затычку для ванны из Массачусетс-Бэй. Из водоворота восставали исполинские водяные девы в платьях из пены и льда – всего девять, и каждая размером с наш корабль. Их зелено-голубые лица искажала неподдельная ярость.

«На основах мореходного дела я этого не проходил», – мелькнуло у меня в голове.

Исполинские девицы обрушились на нас безжалостно, как цунами. И наш славный желтый корабль поглотила пучина.

Нестись на всех парусах ко дну было само по себе достаточно неприятно.

А тут еще и это пение.

Пока наш корабль проваливался, падал, летел сквозь колоссальную воронку соленой воды, девять гигантских дев метались вокруг нас, то появляясь из водяного вихря, то скрываясь в нем, – казалось, будто они снова и снова тонут. Их лица были перекошены от гнева и злобного ликования. Их длинные волосы полоскались на ветру, окатывая нас ледяным дождем. Они вопили и завывали, но не просто так, кто в лес, кто по дрова – в их визгах прослеживалась некая система. Казалось, кто-то проигрывает запись хорового пения китов с мощной обратной связью. Мне даже удалось уловить обрывки слов: «Мед кипящий… дочери волн… вам погибель!» Вспомнилось, как Хафборн Гундерсон впервые дал мне послушать норвежский тяжелый рок. И через несколько тактов до меня дошло: «Погодите! Так это типа музыка!»

Мы с Сэм накрепко вцепились в канаты. Ти Джей растопырился в «вороньем гнезде» и вопил так, словно катался на самой жуткой карусельной лошадке в мире. Хафборн упорно держал руль, хотя какой в этом толк, когда корабль прямым ходом летит ко дну, – загадка. В трюме раздавалось мерное «Бац-хрясь! Бац-хрясь!» – это Мэллори и Алекс болтались там словно игральные кости в стаканчике.

Корабль мчался по спирали. Ти Джей, не удержавшись, с отчаянным криком повалился в водоворот. Самира метнулась к нему – счастье, что валькирии так здорово летают. Ухватив Ти Джея за пояс, она полетела назад к кораблю, уворачиваясь от морских великанш и наших же сумок и ящиков, которые корабль сбрасывал, словно балласт.

Едва она опустилась на палубу, как корабль – ХЛЮПС! – шмякнулся на воду и погрузился в нее.

Самое неожиданное было, что вода оказалась горячая. Я-то приготовился ощутить невыносимый холод, а меня будто окунули в горяченную ванну. Спина вы-гнулась дугой, мышцы свело судорогой. Каким-то образом мне удалось не хлебнуть воды, но когда я открыл глаза и посмотрел наверх, то обнаружил, что вода имеет странный золотистый цвет.

«Это не к добру», – подумал я.

Палуба подо мной стала подниматься, и вскоре «Большой банан» всплыл на поверхность… чего-то. Водоворота как не бывало. Девяти великанш тоже нигде не наблюдалось. Наш корабль покачивался, поскрипывая, в тихих золотистых водах, которые бурлили за бортом, издавая аромат экзотических пряностей, цветов и выпечки. Со всех сторон нас окружали отвесные коричневые утесы – водоем, куда мы угодили, представлял собой идеально ровный круг диаметром около мили. Сначала я подумал, что мы упали посреди вулканического озера.

По крайней мере, корабль вроде бы уцелел. Промокшие желтые паруса полоскались на мачтах, канаты блестели и исходили паром.

Самира и Ти Джей поднялись на ноги и, оскальзываясь, побрели на корму, где лежал Хафборн Гундерсон. Он тяжело навалился на руль, из жуткого вида раны у него на лбу сочилась кровь.

Первой моей мыслью было: «Вот вечно Хафборну как помирать, так от дыры в черепе». И только потом я спохватился, что мы уже не в Вальгалле. Куда бы нас ни занесло, если он здесь умрет, то навсегда.

– Живой! – крикнула Самира. – Только без сознания.

В ушах у меня все еще звенело от странноватой музыки. Мысли еле ворочались. Я все никак не мог понять, почему Ти Джей и Самира выжидающе смотрят на меня.

А потом до меня дошло: ну точно! Я ж умею исцелять!

И я побежал на помощь. Пока я призывал силу Фрея, чтобы залечить рану на голове Гундерсона, на палубу выбрались Мэллори и Алекс, окровавленные и помятые.

– Что вы делаете тут, наверху, идиоты?! – настойчиво поинтересовалась Мэллори.

И словно в ответ, половину неба над нашими головами закрыла грозовая туча и глас с небес прогремел:

– ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ В МОЕМ КОТЛЕ?!

Туча опустилась ниже, и я увидел, что это вовсе не туча, а лицо. И его обладатель ни капельки не рад нас видеть.

По прошлому опыту общения с великанами я уже знал: чтобы не сойти с ума, пытаясь уместить в голове их гигантские размеры, лучше всего разглядывать их по частям. Вот нос размером с нефтяной танкер. Вот борода, густая и огромная, словно секвойный лес. Вот очки в золотой оправе, смахивающие на круги на полях. А вот на голове великана красуется самая большая во Вселенной панама – это ее поля я сперва принял за край грозовой тучи.

И когда его голос прокатился над водой, отразился от утесов и заставил все вокруг гулко задрожать, я понял, что мы вовсе не в кратере вулкана. Скалы вокруг на самом деле были стенками огромной кастрюли. Озеро, над которым поднимался пар, – каким-то варевом в этой посудине. А мы – секретной приправой.

Мои друзья застыли с отвисшими челюстями, пытаясь осмыслить открывшееся им зрелище; один Хафборн ничего не пытался, потому что благоразумно оставался в отключке.

Я опомнился первым. Терпеть не могу, когда так получается.

– Здрасьте, – сказал я великану.

Такой уж я великий дипломат – всегда знаю, кого каким образом следует приветствовать.