Здравствуй, Мир! - Михаил Француз

птицу-электрика, сорвавшегося со столба.

А ещё, ветви были очень длинные, очень крепкие, очень толстые, и их было много.

Но всё равно — когда ты тянешься к очередному цветку, вцепившись тремя оставшимися конечностями во всё, во что только можно вцепиться, а прямо по тебе пробегает визжащая психованная обезьяна, за которой гонится что-то с ней не поделившая её товарка… это непередаваемое ощущение. Они же меня игнорят. Им по фигу, есть я тут или нет меня. Им надо! Про птиц, с их прицельным помёто-метанием вообще молчу.

***

Глава 12

***

У всех, кто ввысь отправился когда-то,У всех горевших в плазме кораблейЕсть важный и последний из этапов —Этап прикосновения к земле… — так, в своё время, пел один из любимых бардов моего отца, Юрий Визбор. И вот сейчас, я его понимаю!

Не то, чтобы я не понимал его раньше, всё-таки и летать, и прыгать из летящего мне приходилось не раз и не два. И там этот этап был весьма волнительным. Можно сказать, кульминационным. Но, никогда раньше, мой «прыжок» не был таким затяжным и длинным, как в этот.

Нет, так-то за четыре дня ползанья по веткам, привыкаешь и адаптируешься. В какой-то мере, естественно. Но высота, осознание её под тобой, она же всё равно давит на психику. Заставляет нервничать и дёргаться. Стресс накапливается.

А ещё, любой, кто хоть когда-нибудь пробовал залезать на высокое дерево, на стену, на лестницу, на дымовую трубу котельной… не важно, знает, что спускаться вниз гораздо. Гораздо! Сложнее, чем лезть наверх. Не приспособлено к этому тело примата, утратившего пропорции тела обезьян и научившегося ходить прямо. Слишком длинные у нас ноги по сравнению с руками. И нет хвоста.

В общем, слезал с этого «города на ветках» я долго и трудно. Потея и матерясь.

Но, какое же непередаваемое словами облегчение я испытал, когда мои ноги, наконец, прикоснулись к твёрдой и надёжной поверхности земли, ниже которой уже точно не упадёшь! Я расплылся прямо там же, возле ствола этого огромного дерева. Единственно (привычка — вторая натура) подложил под задницу свёрнутую куртку. И просидел так, наверное, минут тридцать, бездумно устремив рассеянный взор к горизонту и по-идиотски счастливо улыбаясь.

Потом поднялся — пришло время работать. Собранные цветы надо было рассортировать, разложить на специальной ткани под солнышком, подсушить-подвялить и утрамбовать обратно в мешки, постаравшись освободить максимально возможный без ущерба сырью объём для… следующей ходки наверх, в царство зелени, мха, птиц и обезьян.

Дело спокойное, не быстрое, практически медитативное. Хм, я часто повторяю это слово относительно тех дел, которыми занимаюсь. Но, что делать, если элемент медитации в движении, присутствует вообще в чем угодно? Главное, его заметить, понять и развить. Тогда, любая, самая нудная, монотонная, неприятная или сложная работа, начинает наполняться иным смыслом. Иным отношением, а значит, приносить начинает удовлетворение и даже удовольствие. Как минимум, не накапливают раздражения и злости.

***

Со стороны, я наверное представлял из себя забавное и несколько необычное зрелище: сидит на сложенной куртке мужик, голый по пояс, босой, в одних светлых штанах, бородатый (почти две недели не брился, а щетина у меня медленным ростом никогда не отличалась), голова не покрыта, перед ним расстелены большущие светлые «простыни», на которых лепесток к лепесточку разложены яркие (а они действительно яркие, даже слегка светятся) крупные цветы, чем-то очень напоминающие нечто среднее между лилией и речной и лилией садовой. Сидит, блаженно на солнышке жмурится, спиной к дереву привалился. Ноги скрещены, руки свободно на коленях лежат. Рядом «посох» стоит.

Эдакий продавец цветов возле дороги. Или просветлённый индус. У кого на что больше фантазии хватит.

Недалеко послышался топот копыт. Топот приближался. Я приоткрыл глаз и глянул в сторону, откуда доносился звук.

Глянул, и не пожалел об этом: с той стороны, по склону холма поднималось Чудо. Картинка. Арт в стиле фэнтези…

Стройная тонконогая белая лошадь с шелковистой светлой гривой. На ней восседает девушка в белом, типично-фэнтезийном одеянии мага, только не «мини», а макси. То есть, в штанах, сапожках, в «китайского» покроя хитоне с длинными полами и длинным разрезом сзади и спереди, таким, что две половинки подола опускались с двух разных боков от лошади. В момент, когда девушка спешится, эти половинки, должно быть, сойдутся и образуют собой юбку чуть ниже колен, опускающуюся.

Лица девушки видно не было, так как на голове у неё был капюшон, соединённый с хитоном… хотя, какой это уже хитон? Если у него длинные полы и капюшон есть? С другой стороны, более подходящего названия я всё равно не знаю. Может быть, халат?

К седлу девушки были приторочены ножны с тонким длинным мечом, рядом с которым, параллельно ему, крепился чехол с коротким жезлом.

Где-то за двадцать метров от меня, девушка остановила своего коня (или кобылу? Как-то я не очень присматривался к анатомическим особенностям животного, определяющим его половую принадлежность. На девушку смотреть было приятней), спрыгнула с него на землю и решительно двинулась ко мне.

— Стой! — будто сам по себе прыгнул мне в руку черен от копья и «выстрелил» в сторону незнакомки на полную длину, останавливая её за два метра от моих цветов и от меня соответственно. — Ближе не подходи — траву испортишь.

— Иван Дмитриевич? — она остановилась и из-под капюшона раздался её удивлённый голос. Очень, блин, знакомый голос.

— Шифеева? — вскинул в удивлении бровь я. — Да ладно?

— Вы меня ещё помните? — скинула с головы капюшон девушка. — Правда?

— Ну, тебя сложно забыть, — хмыкнул я. — На моих уроках ты выделывалась так, что не замечать было невозможно. И голос твой мне хорошо запомнился. Однако, сколько, лет двенадцать прошло? Тринадцать?

— Двенадцать, — отозвалась она. — Двенадцать лет, как я уже в этом мире.

— О как, — хмыкнул я.

— А почему подойти мне нельзя? — заинтересовалась девушка.

— На тебе, по-любому, металл есть. А с металлом, любым, к алхимическому необработанному растительному реагенту подходить нельзя. Требование заказчика.

— Хм, — задумалась она. — Ладно, — после чего вернулась к своему четвероногому транспорту и принялась разоблачаться.

Скинула свой плащ-хитон, убрала его в седельную сумку. Туда же положила серьги, кольца, ножны с кинжалом, что отстегнула с пояса. Сам пояс, на котором была железная пряжка. Отстегнула от щиколотки под штанами ещё один кинжал поменьше. Отстегнула от предплечья скрытый нож. Сняла с волос заколки. Скинула с ног сапожки, оставшись босяком.

После всего