Пепельное небо - Джулиана Бэгготт

Прессия успокаивает себя. Это всего лишь вырезка, убеждает она себя, но это не так. Фотографию сделали тогда, когда у нее были мать и отец и она каталась кругами на пони во дворе. Она прикасается к щеке одного из смеющихся зрителей в кинотеатре. Все-таки Брэдвел прав, он понял, кто она такая. Ведь он для этого подарил ей фотографию? Чтобы напомнить, кто она. Да, так и есть. Она знает, что ей не вернуть Прежние Времена. Почему бы не завидовать людям под Куполом? Почему бы не желать находиться где угодно, только не здесь? Она была бы не прочь сидеть в 3D-очках и есть из ведерка попкорн вместе с прекрасной матерью и отцом-бухгалтером. Она была бы не прочь иметь собаку в праздничном колпаке, и автомобиль с красным бантом, и сантиметровую ленту. Неужели это так плохо?

— Кино, — произносит дед, разглядывая снимок, — погляди, это 3D-очки. Я помню, как ходил на такие фильмы, когда был молодым.

— Они все такие настоящие, — говорит Прессия, — правда, было бы здорово, если бы…

Дед перебивает ее:

— Мы живем в другом мире.

— Я знаю, — шепчет Прессия и смотрит на ржавого Фридла. Она встает и подходит к своим маленьким существам на подоконнике. Впервые она внезапно осознает, что это ребячество. Ей уже шестнадцать. Не пора ли перестать играть в игрушки? Она смотрит на свои поделки, затем на фотографию из журнала — 3D-очки, бархат сидений. По сравнению с этим блестящим миром ее маленькие бабочки выглядят тусклыми. Убогие грустные игрушки. Она берет одну из новых бабочек и заводит ее. Крылья насекомого трепещут и шумно клацают. Прессия ставит бабочку обратно на подоконник и прикасается здоровой рукой к осколкам окна.

Некоторое время после экскурсии в Архив личных потерь Партридж не мог придумать, как ему добраться до системы фильтрации. Но потом он понял, что одна из точек доступа к системе связана с кодировочным центром, куда он и его одноклассники еженедельно направлялись для прохождения сессий в капсулах для мумифицирования.

Теперь он знает, как это все устроить.

Партридж встает по утреннему звонку, берет рюкзак, в котором лежат вещи его матери, контейнер с таблетками, несколько бутылок воды и нож, украденный с выставки. Одевается в кофту с капюшоном и еще обматывается шарфом, не обращая внимания на то, что чересчур тепло.

Как обычно, мальчики отправляются в лабораторию на монорельсе. Он избегает «стаи». У него никогда не было друзей в Академии. Гастингс исключение, а не правило. При поступлении Партридж был очень знаменит благодаря отцу и брату, но потом Седж убил себя, и известность Партриджа качественно изменилась. Перепалки сменились натянутой вежливостью, либо ему это просто казалось.

Пройдя мимо «стаи», Партридж садится между Гастингсом, который обычно спит в течение всего пути, и Эрвином Видом, который всегда читает какие-то научные статьи на своем наладоннике. Учителя не рассказывают таких вещей, о которых читает Эрвин. Нанотехнологии, биомедицина, неврология. Если заговорить с ним, он станет бормотать про всякие самогенерирующие клетки, мозговые бляшки и синапсы. Большую часть своего времени Эрвин проводит в школьной лаборатории — как сказал Глассингс, хороший парень, далеко пойдет, — поэтому он совершенно незаметен, даже будучи на виду. Эрвин щелкает по документу, а Гастингс уже сделал из своего жакета дорожную подушку. И тут оказывается, что «стая» знает о Партридже гораздо больше, чем он подозревал. Вик Веллингсли, один из них, вдруг обращается к Партриджу через весь вагон.

— Эй, Партридж, ходят слухи, что тебе вставят «тикалку»?

Партридж смотрит на Гастингса, у которого сна теперь ни в одном глазу. Гастингс злобно смотрит на Веллингсли.

— Что такое? — спрашивает тот. — Мне не положено это знать? Это разве не общеизвестный факт?

— Прости, — шепчет Гастингс, убирая волосы с глаз. Гастингс давно хочет подружиться со «стаей», так что неудивительно, что он разболтал им это, чтобы набрать вес. Но Партриджа это все равно бесит.

— Ну? Тик-так, тик-так? — продолжает Вик.

— Нет, все как обычно, — отвечает Партридж.

— Представьте себе его с «тикалкой» в башке. Они нажмут на кнопку, только чтобы избавить его от мучений! Убьют его из милосердия! — «Стая» смеется в ответ на слова одного из братьев Элмсфорд.

Эрвин внезапно поднимает глаза от книги, как будто собирается заступиться за Партриджа, — но тут же передумывает и снова принимается за чтение. Партридж закрывает глаза и притворяется спящим. До него доносятся слова другого Элмсфорда: «Голова Партриджа — взрывающийся арбуз!», а за ними следует ответ Вика Веллингсли:

— И все на платье Лиды Мерц. О, как жаль, Лида, кажется, он немного перевозбудился.

— Не смей так говорить о ней! — кричит Партридж. Его голос звучит злее, чем он хотел.

— А то что? Ты же знаешь, я буду счастлив надрать тебе задницу!

— Неужели? — спрашивает Партридж, и все понимают, что он имеет в виду. Хочешь подраться с сыном Уиллакса? Ты настолько глуп?

Партридж злится уже и на себя — за то, что сказал это. Он ненавидит быть сыном Уиллакса. Это делает его уязвимым настолько же, насколько и защищает.

Вик ничего не отвечает. Поезд начинает замедляться. Партридж думает о том, вспомнит ли кто-нибудь эту ссору, когда он сбежит или будет найден мертвым — посмотрим, как пойдут дела. Ему предстоит пройти через кучу острых лопастей, и его вполне может изрубить. Рубленый арбуз. Что они тогда о нем подумают? Что он был трусом и поэтому решил сбежать, но умер? Или что он был, как Седж, дефективным? Он бросает взгляд в окно. Мимо как будто проходят декорации — каменные стены академии, высокие дома, торговые центры, офисные здания, автоматические молотилки в поле. Потом они въезжают в темный тоннель. Он представляет несчастных людей за пределами Купола, больных, протягивающих к нему руки, отравленную воду, руины. Он же не умрет там, нет? Риск есть, но это не останавливает его. Он не может оставаться здесь, зная, что его мать, возможно, жива, зная, что, если он останется, они переделают его так, что он даже не сможет вспомнить о ней.

Мальчики выходят из поезда в тихий холл Центра. Прежде, чем разойтись, Партридж отводит Гастингса в сторонку.

— Послушай, ты не можешь так поступать.

— Прости, я не должен был ему говорить. Он просто хам.

— Нет, Гастингс, я говорю не о себе, а о тебе. Ты должен им противостоять.

— Может быть.

— Точно. Ты можешь это, и ты это сделаешь. Я знаю.

Партридж немного переживает, оставляя Гастингса здесь одного. Он не хочет, чтобы тот попал в «стаю» — там он просто стал бы мальчиком для битья.

— Наверное, я не приду на ужин. Займусь учебой. Иди с Эрвином, сядь с ним.

— Ты теперь распоряжаешься моими социальными связями?

— Просто сделай так. Запомни.