Вавилонские книги. Книга 3. Король отверженных - Джосайя Бэнкрофт

– «Так обычно происходит»? – переспросил Сенлин, и его спокойствие пошатнулось. Он знал, что его провоцируют, надеясь услышать что-нибудь опрометчивое или откровенное. – У вас тут вместо доказательств – презумпции? Подобное должно сильно упростить работу. Зачем нужны расследование, суд или король, если уж на то пошло, когда есть вы – и вы можете рассказать, как оно происходит обычно?

Блюстительница шагнула к нему, подняв на ходу золотой палец. Пол продолжал дрожать даже после того, как она остановилась.

– Почему вы вмешались ради хода? Хотите, чтобы я поверила, будто в разгар ливня вы увидели, как пара пьяниц издевается над ходом в переулке, и, вместо того чтобы пойти туда, где сухо, или позвать на помощь кого-то влиятельного, вступились сами? Что мне теперь с этим делать? Вы либо сумасшедший, либо лжец!

Хейст задыхалась от гнева. Воздух в комнате казался разреженным и спертым.

Сенлин не сомневался, что в участке его разоблачат. Они сверят его билет со списком пассажиров корабля и сразу же обнаружат подделку, и она потянет за собой остальное. Нет, нельзя допустить, чтобы его арестовали. Он решил попробовать другую тактику, а именно – напомнить им, кто он такой: неуклюжий боскоп.

– Я скажу вам, кто я такой. Я неудачник! – воскликнул он дрогнувшим голосом. Раздался знакомый, но оттого не менее тревожный звук вынимаемых из ножен мечей. Теперь пути назад не было, и он ринулся дальше. – Я чудак! Даже среди моих соотечественников я являюсь предметом насмешек. Они смеются надо мной, потому что я не стыжусь своих страстей. Я горжусь своей улиточной фермой, своей коллекцией кружев, своей поэзией. Всю жизнь они называли меня нюней и тряпкой, ведь ничто так не угрожает хрупкой мужественности хулигана, как честные пристрастия других мужчин. Этот мир полон тиранов, полон людей, которые не могут возвыситься посредством собственных усилий, и поэтому они тратят жизнь на то, чтобы низвести других до своего невысокого и отвратительного уровня.

– Когда я увидел, как эти мужчины мучают хода – который тоже человек! – я бросился на его защиту. Если бы я знал, что ход воспользуется моей помощью и убьет их, я бы не стал вмешиваться. Я не люблю кровопролития. – Сенлин зажмурился, его голос дрожал от волнения и неподдельного страха. – Но я сделал то, что хотел бы, чтобы другие сделали для меня. Я восстал против притеснителей.

Сенлин открыл глаза и обнаружил, что Джорджина Хейст пристально смотрит на него. Она, казалось, пыталась прочесть что-то, напечатанное очень маленькими буквами на внутренней стороне его черепа. Наконец блюстительница отвела взгляд и махнула офицерам. От звука мечей, скользнувших обратно в ножны, Сенлин вздохнул с облегчением.

– А этот ход вам ничего не говорил? – спросил Эйгенграу.

Вопрос застал Сенлина врасплох, он заколебался, но почувствовал: у него нет другого выбора, кроме как признаться во всем и надеяться, что это поможет делу.

– Сказал. Но я не понял смысла. Вот его слова: «Приди, Король Ходов».

Эйгенграу и Хейст обменялись взглядами, говорившими о том, что они уже слышали эту фразу раньше.

– Возможно, нам следует продолжить разговор в более официальной обстановке, – сказал Эйгенграу, кивая офицеру, который достал наручники. – Не смотрите так печально, мистер Пинфилд. Просто небольшой публичный театр. Половину Пелфии уже арестовывали. Никто не возражает. Это всего лишь еще один способ увидеть свое имя в газетах. А теперь, если хотите устроить сцену, я бы посоветовал вам подождать, пока мы не окажемся на улице. Нет смысла кричать до хрипоты там, где этого никто не услышит. Офицеры будут рады избить вас, чтобы усилить драму, если пожелаете.

Почувствовав внезапное и всепоглощающее онемение в груди, Сенлин вытянул вперед запястья. Он смотрел, как на них надевают кандалы, тяжелые и холодные. По мере того как он наблюдал за затягивающимися винтами, его руки, казалось, становились все более далекими. Окружающий мир отступал. Он увидел свою макушку так, словно стоял на собственных плечах и смотрел вниз. Гостиничный номер уменьшился до размеров ящика письменного стола. Кровать походила на лист бумаги. Солдаты были такими же маленькими, как перья, скрепки и монеты. Ящик-комната постепенно закрывался, и темнота впилась в Сенлина.

– Прошу прощения, – произнес молодой дрожащий голос.

Сенлин поймал себя на том, что его дрожащие колени вот-вот подогнутся. Он сделал глубокий вдох, и комната опять проступила вокруг.

Молодой коридорный в дверях выглядел немного испуганным, но в то же время взволнованным столь экстравагантной сценой. Он стоял по стойке смирно в малиновой ливрее, держа в руках сервировочное блюдо с крышкой.

– Я принес завтрак мистера Пинфилда. И еще письмо.

– Иди сюда, парень, – сказал генерал.

Коридорный обошел офицеров, которые даже не пытались подвинуться.

Поискав свободное место, чтобы поставить поднос среди разбросанной как попало одежды и газет, коридорный в конце концов водрузил его на шаткую стопку бумаг. Он приподнял куполообразную крышку, явив взглядам два слабо поджаренных тоста без ничего, чашку с теплой водой и дольку лимона. На втором блюдце лежало внушительного вида письмо.

Взяв письмо, генерал обратил внимание на скудный завтрак арестованного.

– Надеетесь покарать ленточного червя, мистер Пинфилд? – спросил он со смешком. Потом дал юноше несколько монет и повернулся лицом к закованному в кандалы постояльцу. – Поскольку сейчас у вас нет такой возможности, позвольте мне… – Эйгенграу уже сломал печать и начал читать письмо, как вдруг его голос затих.

Когда он снова поднял голову, в его глазах был совсем другой свет.

– Да, теперь мы можем это снять, – сказал он тому же офицеру, который запирал оковы.

Замешательство лишь самую малость ослабило облегчение, захлестнувшее Сенлина.

– Похоже, у вас сегодня есть кое-какие дела, мистер Пинфилд, – сказал Эйгенграу, когда с «боскопа» сняли кандалы. – Не хочу вам мешать. Мы ценим время, которое вы нам уделили сегодня утром. – Он вернул документы Сенлина вместе со вскрытым письмом и улыбнулся, как тому показалось, понимающе. – Мы дадим знать, если нам понадобится что-нибудь еще. Но не думаю, что это произойдет.

С этими словами генерал и офицеры вышли из комнаты так же внезапно, как и появились.

Джорджина Хейст вышла последней и уже почти скрылась за дверью, когда Сенлин сказал:

– Простите!

Она помедлила, повернув голову ровно настолько, чтобы показать, что слушает, но долго слушать не собиралась. На щите ее спины было выгравировано огромное дерево, листья, кроны, ветви и корни которого, казалось, обвивались вокруг нее. Золотое древо жизни.

– Вы знаете, кто такой Король Ходов?

На какую-то долю секунды показалось, что она вот-вот ответит, но потом блюстительница с трудом сглотнула ком в горле и отрезала:

– Не ваше дело.