Дети Владимировской набережной (сборник) - Сергей Надькин

– Давай, давай, давай! – слышалось на морозе в глубине пустоши.

Виктор Филин вел бойцов вперед. Первого бойца подтолкнул товарищ Озлобин. Боец сразу провалился под лед. Кавалеристы двигались на лед цепями. Шли наскоком. Пехота кричала «Ура!» Бежали мимо утопленника. Цепи атакующих отдалялись от берега, шли вперед, превращались в фигурки, шагами приближая к себе стоявшие осиротелыми, без листьев, сады. За садами были белые хаты-мазанки. Затяжная орудийная стрельба гулом покатилась с противоположного берега. Красная конница галопом стрелой пролетела мимо рвущихся под лошадиными ногами снарядов. Фонтаны воды поднимались вверх в холодный воздух. Плескались, подбрасывая льдину.

Филин впереди конницы проскакал вперед. У самого берега польшья разорвалась. Всадники пошли ко дну.

– Чего испугался, плаваешь как топор. Искупался в ледяной купели – вперед! – снова кричал товарищ Озлобин на плывущих в ледяной воде бойцов.

На берегу нервотрепка, стрельба из пулемета. Белые отстреливаются, бегут. Пулеметный огонь бьет струею с Ольхова. Филин вытаскивает из полыньи за уздечку коня. Крики «Ура» затяжным эхом понеслись до станицы. Наступательное эхо кавалеристов неслось на деревню, впереди, припав к луке седла, летел Виктор Константинович. Сабля верхом занеслась над его черной кучерявой головой, рубился с белыми на околице села.

Потом фронт белых трещал по швам. Красная конница ближе подходила к Ростову. По дорогам колонами гнали в обратною строну пленных, а впереди им еще предстояло в конце декабря схлестнуться с английскими танками. Перед новым годом в двадцатых числах конный отряд Филина порубил между станицами Мокрый, Чалтыря и Гнеловская офицерскую роту. Сначала от Мокрого и Чалтыря громыхали тяжелые пушки. Потом на выручку белым в степь пустились английские танки. Тяжелые машины интервентов застряли в сугробах в степи. Кавалеристы Филина вытаскивали экипажи застрявших танков из машин, тяжелыми саблями в кровь рубили англичанам головы.

Пройдет более двух десятков лет, Виктор Филин в составе армии Василия Чуйкова снова будет в этих местах, пройдет с боями от Царицына до Ростова. Но это будет другая война и другое время.

В степи завязалась ожесточенная рукопашная, красная русская и английская кровь смешались воедино. Красная сабля кавалериста вознеслась над головами английских военных. Двадцать седьмого декабря, накануне новогодних торжеств советские войска входили в занятую белыми столицу Тихого Дона Ростов.

* * *

В декабре 1919 года седьмая и восьмая рота полка, в которой служили два товарища Николай Надкин и Николай Лебедев, две недели сидели в оброне в окопах. Тридцатиградусный мороз на воздухе ночью, а у людей ни валенок, ни полушубков. На ужин красноармейцы получили сухой паек: фунт пшеницы, дубовой крупы.

– Получили ребята наконец свои пол фунта сахарного песка, будет чем лапу в берлоге сосать, – докладывал замкомандиру батальона Николаю Надкину командир восьмой роты Елдушен.

– Зря по неприятелю не стрелять, берегите пули, снаряды для будущих наступательных боев, – приказал Николай Надкин ротному.

Проследовал в темноте в дымившуюся белым дымком землянку. Внутри топилась печка-буржуйка. Дым поднимался клубами на улицу в трубу. В самом помещении на сколоченных под нары досках, на лежках, прижавшись к бревнам стен, свою боевую ночь отдыхали от боевого дежурства командиры взводов Дулинский и Полещук.

– Подъем, подъем, пора посты осмотреть, – приказал Николай двоим товарищам выйти из землянки.

– Все проверил, всех осмотрел! Ноги, как кони, ходят. – одернулся башкой к потолку Полещук.

– Тогда деловой разговор: необходимо обсудить, товарищи.

– Слушаю тебя, товарищ Надкин, – вскочил с места в стойку смирно Дублинский.

– Приказ вышел передачей от товарища Тимофеева: завтра ночью батальон на отдых в деревню выводим. Пятнадцать суток в окопе, на шестнадцатые сутки – на покой. Баня, клуб, картошка печеная, – объявил Надкин товарищам.

«Бух, бух, бух», – заговорило с улицы, с опушки леса. Дрогнула земля под ногами. Застрелял издалека, из леса стоявший на рейде бронепоезд «Адмирал Колчак». Бьет тяжелыми фугасами, бойцам ночью покоя не дает.

– Тревожно мне, товарищ, полку, боюсь, как бы отдыхать не получилось, – заявил пришедший в землянку молодой ротный Елдушен.

Надкин стелил планшет на дубок, поднося ближе керосиновую лампу.

– Вот видите, ребята, ну и высота тут, ни как ее не обойти нашим красным отрядам. Адмирал Колчак так и злодействует. Прохода нет, надо брать высоту с фланга. Другого пути нет, – говорил ребятам Николай. – Вон, смотри сюда: северней по дороге танки пойдут, метров триста по тракту на повороте, идеальное место для засады, – рассуждал, наклоняясь над картой, Николай.

Следующей ночью восьмые и седьмые роты 155-го стрелкового полка по приказу товарища Нечаева отвели на отдых в деревню Наволок. Трое суток бойцы приводили себя в боевой порядок. Отмывались в бане, меняли чистое белье. На третьи сутки в клубе устроили самодеятельный театральный концерт – постановку.

– Ох, «Орел-молодец», молоток, крылатая птица. Боевой наш товарищ – раздался из зала голос товарища Лебедева, под хлопанье зрителей клуба. Но возглас зрителей оборвало тревожное сообщение товарища Елдушена:

– Тревога, товарищи, в ружье, противник на нас танки пустил на дорогу. Товарищ Елдушен, к бою! – крикнул командой Надкин.

– Восьмая рота, за мной! – дал команду Елдушен.

Рота поднялась в ружье. Людской толпой высыпала на улицу. Грохот артиллерийской канонады сотрясал землю. Гул разнесся по окружным лесам, глуша эхом человеческие перепонки. На втором километре снежного тракта передовой отряд встретил бегущих им навстречу в панике отступления горстку красноармейцев.

– В чем дело? Почему бросили окопы? – разговаривал Елдушен с дезертирами.