За стеклом - Наталья Нестерова

— Родик! Но область литературы, экспрессия, заключенная…

— Заткнись и не рассказывай мне о литературе! Кому не хватает такой экспрессии, пусть ходит по общественным сортирам и на стенках читает. А мне не хватает хорошего ужина. Мы сегодня есть будем? Или опять в меню хрен с приветом?

Алла отправилась на кухню придумывать ужин. Ах, как бы ей хотелось самой подхватить взметнувшееся тиражами знамя Тита Колодезного! Но к сожалению, Алла была способна только описать женский туалет, осовременить русские пейзажи, сворованные у великих писателей XIX века, и — высший пилотаж — скомпоновать эротические сцены, взяв за основу любовные романы нескольких американских плодовитых, как крольчихи, писательниц.

Она решила не торопить события. Вдруг Родион передумает? А пока организовать вечеринку. Убить двух зайцев: отметить новоявленный бестселлер и познакомить Лену с мужчиной, который способен вернуть подруге пошатнувшееся женское самоуважение.

— Художник Федот Сворыгин, — делилась Алла с Родионом за ужином, состоящим из быстрой в приготовлении и химической на вкус импортной лапши, — для Лены сложноват будет. Ей не понять его творческой манеры. Когда я рассказывала, что Федот рисует собак с вывернутыми внутренностями, она предложила вызвать к нему в мастерскую членов общества защиты животных.

— Федот, да не тот, — согласился Родион.

Тут же выразил сомнение:

— Воробей! Ты какую-то муру затеяла. Лена Соболева не по части амурных интрижек.

— Игорь Шульгин! — продолжала Алла, не вслушиваясь в комментарии. — Поэт и вообще импозантен, если не перепьет. Заворожит Лену стишками. Нужен именно человек творческий. Чтобы она увидела разницу между каменноголовым инженером и личностью одухотворенной.

— Языком молоть — не членом орудовать, — цинично напомнил Родион. — В прикладной сфере поэты технарям проигрывают. Скажем честно, в подметки не годятся.

— Пусть это будет не физическое совращение, а духовное, интеллектуальное! — мечтала Алла.

— Тут наши пострелы, — согласился Родион, — поспели. Поэты заморочили бабам голову на три века вперед, инженерам и не снилось.

Лена готовилась к вечеру у Аллы с лихорадочностью гимназистки перед первым балом. Ей нужно было доказать самой себе, что она все еще привлекательная женщина. Но убедиться в этом можно было только при помощи окружающих, в особенности, говоря честно, — мужчин.

Это был ее первый выход в свет в новом обличье. Лена перерыла свой гардероб, но дочь забраковала все наряды.

— Смешение стилей, — качала головой Настя, — как будто ты раздела в подъезде какую-нибудь мать семейства.

— Я и есть мать семейства.

— С такой прической?

Лена примерила Настины юбки, узкие и короткие, и пришла в ужас. Разглядывая себя в зеркале, она поразилась тому, как легко одежда превращает добропорядочную женщину в пошлую кокетку.

В конце концов Лена достала с антресолей коробку со своими прежними, двадцатилетней давности, нарядами. Пересыпанные нафталином, они хранились, чтобы потом быть разрезанными на кусочки и послужить орнаментом для покрывала в фольклорном стиле. Черное кримпленовое, с яркими красными маками платье, которое Лена носила еще до замужества, выглядело вполне современно.

— Класс! — одобрила дочь. — Мама, ты совсем не поправилась. А синтетика — модный писк. Только потеть в ней нельзя. Но ты ведь танцевать не собираешься?

— Не собираюсь, — сказала Лена, которая плохо понимала, на что готова отважиться.

Чтобы выветрить запах нафталина, Лена платье постирала и высушила утюгом.

— Нужны сапоги, — заявила дочь.

— С платьем? — удивилась Лена. — Сапоги для зимы и осени.

— Ты ничего не понимаешь. Тонкие, длинные, до колена. У Таньки такие есть. Сейчас позвоню, она принесет.

— Ни за что чужое не надену!

— Мама, ты хочешь папу вернуть? Нам с Петькой нужен отец.

— Но при чем здесь чужие сапоги до колена?

В итоге Лена все-таки натянула сапожищи, черные лакированные, на большой платформе.

— Чего-то не хватает, — задумчиво сказала Настя, глядя на маму в необычном одеянии.

— К этим сапогам, — буркнула Лена, приноравливаясь к походке на котурнах, — не хватает кнута или плетки. И я смогу изображать садистку-извращенку на маскараде. Дочь? У нас с тобой точно шарики за ролики не заехали?

Настя, которая собственноручно нарядила маму и сделала макияж, была совершенно не уверена в том, что родную маму в подобном виде можно выпускать на люди. Но свои сомнения Настя поборола:

— Без экспериментов истины не установишь! Мама! Не бойся! Но лучше поезжай на такси.

Как назло, то есть ко всеобщей радости, вернулись погожие деньки — бабье лето. Москвичи сбросили пальто, наслаждались последним теплом, и Лена не стала дополнять свой гламурный антураж стареньким плащом. Ехала в платье и сапогах — вот бы Сидоркин порадовался ее эстрадному стилю, будто скопированному с какой-нибудь поп-дивы.

В метро (еще чего, без острой необходимости на такси тратиться!) на Лену оглядывались. На переходе и после пересадки дважды пытались пристать молодые люди с короткими стрижками. Непривычная к вниманию окружающих, Лена чувствовала себя голой и беспомощной, одновременно — слоном на ярмарке, на которого все таращатся.

Лене казалось, что народ к ней принюхивается, так как душок нафталина ожил и, смешавшись с духами, давал о себе знать странным ароматом.

Алла хлопнула в ладоши при виде подруги.

— Ну ты даешь! Впрочем, хорошо, мне нравится.

В комнате, потягивая коктейли, сидели шесть человек. Лену познакомили с присутствующими, но она мгновенно забыла их имена, потому что в устремленных на нее глазах мужчин нахально светился пошлый интерес, а у женщин — неприкрытое раздражение.

«Ладно, — подбадривала себя Лена, — подавитесь. Надо было еще клипсы нацепить, как у гадины Ивановой».

— Лена, это Игорь Шульгин. — Алла голосом выделила его имя и еще для надежности сама скрепила руки новых знакомых.

Лене послышался вздох женского облегчения.

— Поэт, переводчик, — продолжала Алла, — замечательно интересный человек и прочая, прочая. Игорь, это моя школьная подруга, женщина загадочная и непредсказуемая.

«Назвать меня загадочной и непредсказуемой — все равно что трехногой», — подумала Лена, но увидела себя в зеркале из-за плеча Аллы и обреченно кивнула — непредсказуемая, вполне.

Шульгин был длинноволос, лохмат и производил впечатление человека, имеющего обыкновение спать в одежде.

— Что вы будете пить? — спросил он Лену.

— Минеральную воду, пожалуйста.