В арбузном сахаре - Ричард Бротиган

— Да, понятно.

Полин, брат Маргарет, Чарли, Билл, который нес кирпичи, и я подошли к комнате Маргарет. Чарли открыл дверь.

Полин несла фонарь. Она поставила его на стол, потом длинной арбузной спичкой зажгла фонарь, который был здесь раньше.

В комнате стало два света.

Комната была заполнена вещами из Забытых Дел. Куда ни посмотришь, везде было что-нибудь забытое, одна забытая вещь стояла на другой.

Чарли покачал головой.

— Здесь слишком много забытых вещей. И никто ничего о них не знает, — сказал он, ни к кому не обращаясь.

Брат Маргарет вздохнул.

— Вы хотите взять что-нибудь с собой? — спросил Чарли.

Ее брат очень внимательно и очень печально оглядел комнату, потом покачал головой.

— Нет, замуровывайте как есть.

Мы вышли за дверь, и Билл начал класть кирпичи. Некоторое время мы наблюдали. В глазах Полин стояли слезы.

— Пожалуйста, оставайтесь у нас ночевать, — сказал Чарли.

— Спасибо, — сказал брат Маргарет.

— Я покажу вам вашу комнату. Спокойной ночи, — сказал Чарли всем. Он ушел вместе с ее братом. По пути он ему что-то говорил.

— Пойдем, Полин, — сказал я.

— Да, милый.

— Наверное, тебе лучше ночевать у меня.

— Да, — сказала она.

Мы оставили Билла укладывать кирпичи. Это были арбузные кирпичи, сделанные из черного беззвучного сахара. Когда он их клал, они не издавали звуков. Кирпичи навсегда спрячут забытые вещи.

Мы с Полин вошли ко мне в комнату. Мы разделись и легли в постель. Она раздевалась первая, а я смотрел.

— Ты не будешь тушить фонарь? — спросила она, приподнявшись на локте, когда я ложился в кровать.

Ее грудь ничего не закрывало. Соски были напряжены. Они были почти такого же цвета, как ее губы. Они казались очень красивыми в свете фонаря. Глаза у нее были красными от слез. Она выглядела усталой.

— Нет, — сказал я.

Она опустила голову на подушку и слабо улыбнулась. Улыбка была такого же цвета, как соски.

— Нет, — сказал я.

Через некоторое время Полин спала, а я, как обычно, не мог уснуть. Она лежала рядом со мной — теплая и сладко пахла. Ее тело призывало меня заснуть так, словно это был духовой оркестр. Я долго лежал рядом с ней, потом встал и отправился на одну из своих ночных прогулок.

Я стоял одетый, и смотрел на спящую Полин. Странно, как крепко спала Полин с тех пор, как мы стали близки друг другу — потому что Полин была той девушкой, которая гуляла по ночам с фонарем. Полин была девушкой, о которой я всегда думал, когда бродил по дорогам, останавливаясь у мостов, рек и деревьев в сосновом лесу.

У нее были светлые волосы, и теперь она спала.

После того, как мы стали близки, она перестала гулять по ночам, а я нет. Мне очень нужны эти долгие ночные прогулки.

Я вошел в форельный питомник и долго стоял, глядя на холодное некрасивое тело, которым теперь стала Маргарет. Она лежала на кушетке, а вокруг горели фонари. Форели трудно было уснуть.

В садке, у края которого, освещая лицо Маргарет, горели фонари, крутилось несколько мелких рыбешек. Я долго, наверное несколько часов, смотрел на рыбешек, пока они все не уснули. Теперь они стали похожи на Маргарет.

Мы проснулись примерно за час до восхода солнца, собираясь пораньше позавтракать. Когда солнце поднимется над краем нашего мира, тьма продолжится, и исчезнут звуки. У всех пропадут голоса. Если уронить что-то на пол, оно упадет беззвучно. Затихнут реки.

— Сегодня будет длинный день, — сказала Полин, натягивая на себя платье и поправляя вырез на длинной тонкой шее.

На завтрак были ветчина, яйца, жареная картошка и тосты. Полин готовила, и я предложил ей помочь.

— Давай, буду что-нибудь делать, — сказал я.

— Не надо, — сказала она, — я справлюсь сама, но все равно спасибо.

— Пожалуйста.

Мы завтракали все вместе, включая брата Маргарет. Он сидел рядом с Чарли.

— Вкусная ветчина, — сказал Фред.

— Похороны будут утром, — сказал Чарли. — Все знают, кто что должен делать, а если произойдет что-нибудь непредвиденное, будем писать записки. У нас осталось еще несколько минут звука.

— Гмммм — ветчина вкусная, — сказал Фред.

Мы с Полин были в кухне и разговариавли, вогда взошло солнце. Она мыла посуду, я вытирал. Я вытирал сковородку, а она мыла кофейные чашки.

— Сегодня мне немного лучше, — сказала она.

— Это хорошо, — сказал я.

— Как ты спал?

— Как обычно.

— Мне приснился плохой сон. Надеюсь, я тебя не разбудила.

— Нет.

— Вчерашний шок был ужасный. Я не знаю. Я представить не могла, что все так обернется, но так вышло, и мы ничего уже не можем сделать.

— Да, — сказал я. — Придется примириться.

Полин обернулась ко мне и сказала:

— Я думаю, похороны бу…

Маргарет одели в саван, сделанный из арбузного сахара и украшенный светящимся бисером, чтобы свет всегда поднимался из ее гробницы ночами и в темные беззвучные дни. Как этот.

Все было готово. Мы бродили по Смертидее среди фонарей и тишины, дожидаясь, пока придут люди из города.

Они пришли. Тридцать или сорок человек, включая редактора газеты. Газета выходит раз в год. Школьный учитель и док Эдвардс тоже были здесь, и мы начали похороны.

Маргарет несли на шите, сделанном из соснового дерева и выложенном стеклышками и мелкими далекими камнями; мы всегда носим на нем мертвых.

Освещая дорогу фонарями и факелами, мы вынесли ее тело из форельного питомника, пронесли по гостиной, через дверь, на крыльцо и вниз по ступеням Смертидеи.

В полной тишине процесия медленно двигалась по дороге к новой гробнице, которая будет теперь принадлежать Маргарет; я только вчера смотрел, как устанавливают эту гробницу, как выравнивают последние штрихи — для Маргарет. Солнце поднималось выше, становилось теплее. Не слышно было ничего, даже шагов.