Давай поженимся! (сборник) - Наталья Нестерова

Невеста платье свое торжественное надела, а потом в нем же салаты заправляла. Саша с Игорем, которому мама парадный костюм привезла, мебель двигали, от соседей стулья носили. Идут люди с цветами и подарками, а у нас конь не валялся. Вернее — только начал валяться. Но народ свой, тут же спрашивают: чем помочь? Мужики квартиру очистили, будто мебели и не бывало. Женщины, без всяких бригадиров, в подряды организовались. Одни шинкуют, другие на тарелки раскладывают, третьи на стол накрывают. Посуду со всего дома собрали, я потом месяц, где чья, выясняла.

В итоге всем места хватило, и веселья было вдоволь. Но я особенно тем женщинам благодарна, которые меня на почетное место усадили — ты мать и теща новоиспеченная, не суетись! Молодец, что продукты закупила! Сами блюда меняли, горячее подали, даже умудрились торт громадный достать. Торт — это наверняка жена судьи Клистератыча постаралась. Он взяток принципиально не берет, говорит, поздно в его возрасте грех на душу брать — не успеешь отмолить. Но если жена его чего пожелает — все городские службы в лепешку расшибаются. И тут не знаю, сколько кондитеров в пожарном порядке трудились. Внесли — гости ахнули. Ярусами как замок старинный, розочки — орнамент, а на вершине две фигурки — куколки новобрачных. И написано: «Будьте счастливы, Игорь и Надя!»

Второй день в деревне гуляли. Новые родственники, с которыми мы уже больше года дружили, ни в какую не соглашались в городе остаться. Те деньги, что на ресторан отложили, пустили на аренду автобусов — три «Икаруса» катили по грязи, периодически трактора нас вытаскивали.

В селе, конечно, все по-другому было. Народно, с обычаями: невесту воровали, дядья Игоря в смешные костюмы нарядились. Моих судейских исполнителей споили так, что они речку стали вброд переходить и соревноваться, кто быстрее корову подоит. А разницу между коровой и быком не учли! Словом, историй после этой свадьбы осталось — долго пересказывать.

А дальше для нас с Сашей началось самое тяжелое. Что Надюшка будет жить в квартире мужа, мы давно определили, еще перед первой свадьбой. У Саши с мамой трехкомнатная в сталинском доме, у нас две комнаты в хрущевке. Да и лучше, когда зять не в примаках, а на собственной площади.

Вот и остались мы одни. Тихо в доме. Никто не вопит, не рыдает, на свидание не собирается. Вещи не разбросаны, телефон молчит. Тоска смертная! Только телевизор политическими страстями пугает, но не страшно — надоело.

Выходило противоречие: если доченьки нет, если она не бегает по потолкам, значит — счастлива, чего мы и хотели. Если бы она сейчас тут истерики закатывала, значит — ей плохо, а нам, таким-сяким родителям, в удовольствие?

Медовые месяцы у молодых, а мы с Сашей как на затянувшихся поминках живем. Поэтому когда Надя заявилась перед Новым годом, первым предательским движением было приголубить ее: попоить, покормить, успокоить, спать положить, получить в пользование любимую доченьку.

Стоит она на пороге, сопли-слезы до пола, худенькая, несчастная, с маленьким рюкзачком, ладошкой лицо вытирает:

— Мы совершенно разные люди! Он меня не понимает!

— Саша! — говорю я. — Мы знали, что так будет! Саша, мы договаривались! — А у самой руки уже тянутся обнять Надюшку.

— Сейчас пустим, — тоскливо соглашается муж, — потом уж не выставим.

Не дали мы доченьке порог родительского дома переступить. Отец развернул ее и по ступенькам вниз потащил. Я пальто с вешалки сорвала и за ними побежала.

Машину поймали, «Жигули» старенькие, о цене не договорились, в салон сели, Саша водителю адрес Игоря назвал.

— Как вы можете! — От возмущения у дочери слезы просохли. — Папа! Вы даже меня не выслушали! Вы не знаете, что произошло!

— Муж тебя бил? Издевался? Калечил? Изменял? — быстро спрашивает Саша.

— Вот еще! — фыркает Надя. — Скажете тоже!

— Тогда, — прихожу я на помощь мужу, — ты забыла, что уже не мамина и папина маленькая девочка! А жена! Будь любезна вести себя в соответствии с социальным статусом, определенным моральными и этическими нормами, а также актами законодательства и подзаконными распоряжениями правоустанавливающих органов.

Это я, конечно, от волнения выдала. Волновалась, в том числе, сколько водитель за поездку запросит, ведь у нас в кошельке негусто, с долгами за свадьбу еще не расплатились. Но водитель с нас ничего не взял. Подкатил к Игореву дому, вышел и двери перед нами распахнул:

— Правильно рассуждаете. А моего сына теща с невесткой каждую неделю из дома выгоняют. Бабы! И ведь им морду не набьешь? А пацана жалко. Ну, бывайте!

Чужой человек. А как поддержал нас! И ни копейки не взял!

Дверь открыли Игорь с мамой. Он насупленный, она руки к груди прижимает и смотрит виновато, будто Надежду здесь недокармливали.

Я зятя за руку в дальнюю комнату увела для разговора. А Саша дочь при свекрови песочил, основываясь в этот раз на сельскохозяйственной тематике.

Грозно в пол пальцем тыкал:

— Это теперь твой дом! Поняла? Другого у тебя нет! Корнями врастать! Сорняки полоть! Сеять и выращивать! Ты что же думаешь? Само по себе заколосится и созреет? А труд приложить, спину согнуть? Что посеешь, то и покушаешь!

— Мы на твоей стороне! — говорила я Игорю. — Ты нам как родной сынок. Но не давай ты Надежде лишней свободы! Она язык любит распускать и всех под свою дудочку плясать заставляет. Не в том, Игорек, мудрость, чтобы марку держать, свою точку зрения доказывать! А в том, чтобы кара за содеянное имела следствием наказание, способное вызвать раскаяние содеянным. Понятно выражаюсь?

— По сути ясно, — вздыхает Игорь. — Тысячу раз давал себе слово не заводиться, спускать на тормозах. Но Надя иногда меня доводит! Как специально!

— Правильно, специально, — соглашаюсь я. — Она от рождения натуральная мазохистка. Лет в шесть пальчики в мясорубку опустила и стала ручку поворачивать. Я на крик прибегаю: верещит, орет не своим голосом, но крутит! Интересно ей, видите ли! Если над собой издеваться может, над другим тем паче. Против мазохистов есть только один прием — полное равнодушие. Ты хоть двадцать раз себя через мясорубку проверни — мы ноль внимания.

Дальше я зятю рассказала про одного подсудимого, который произвел на меня впечатление своей силой воли. Во время заседания видно было, что он нервничает. Когда некоторые свидетели выступали, едва удерживался, чтобы не вскочить и не броситься с кулаками на них. Для обуздания эмоций этот подсудимый считал. Тихо одними губами произносил «один, два, три…» — мне со своего места отлично видно было. Оправдать не оправдали, но срок дали условно.

Следующая ссора у детей случилась после 8 Марта. Мы с Сашей уже немного привыкли к новой жизни. Я котенка больного на улице подобрала, Саша полки книжные мастерил. В другое время я бы столярную грязь в квартире не потерпела, но тут и не заикнулась. Ждали весны, чтобы ехать в деревню помогать Игоревым родным с посевными работами.