Тайна мецената - Марина Серова

— Надо же, как необычно! — поддержала я разговор, а точнее, монолог девушки. — И кто же был на презентации выставки?

— Ой, да куча народа, — махнула рукой администратор. — Я же их всех по именам не знаю. Художники, наверно, из Союза, их жены, подруги… Ну, или просто друзья Огородникова, хотя они, думаю, тоже все что-то рисуют. У нас же в Тарасове — куда ни плюнь, везде живописцы сидят. Кого ни спросишь — одни художники, и все что-нибудь рисуют. Вот, посмотрите!

Девушка извлекла из-за стойки увесистый, толстый каталог, на котором был изображен фрагмент картины «Купание красного коня» и значилась надпись — «Художники Тарасова».

— Вот в этом каталоге — только часть наших живописцев! — пояснила девушка. — Видите, сколько страниц? Вы полистайте, тут и Огородников есть, и Садальский. И еще целая куча художников, а на самом деле их, должно быть, в десять раз больше! Вот только настоящих, хороших — очень мало.

Я интереса ради перелистала несколько страниц каталога. Скупая биографическая справка о том или ином живописце сопровождалась цветными фотографиями его работ и их названиями. Администратор была права: имелись в каталоге и страницы с картинами Огородникова и Садальского. Я повертела книжку в руках и вернула ее девушке.

— Они тут часа четыре праздновали, если не больше! — продолжала та. — Начали в пять собираться, потом — торжественная часть, Огородников, наверное, минут сорок рассказывал, какие у него блестящие картины. Едва ли не про каждый свой холст говорил, по какому поводу, с каким настроением он его писал. И про «Богиню огня» эту такую философию развел — закачаешься. Якобы и первобытную стихию он тут изобразил, и собрал верования различных народов, и культ огненных божеств, и поклонение первобытного человека источнику тепла и пищи, и современное искусство жонглирования огненными поями — это такие штучки на цепях, которые надо поджечь и вращать по-всякому. И его интерпретация любви как огненного чувства, страстного порыва и обжигающего танца… Эх, жаль я на диктофон не додумалась записать — его слова можно школьникам в помощь для сочинений про картины приводить. Такое развел — с ума сойти можно!

— Надо же… — поддакнула я. — И что остальные слушатели? Как отреагировали?

— Ну, как и рассчитывал Огородников, — стали восхищаться, естественно! — хмыкнула девушка. — А кто на выставке, точнее, ее презентации, выскажет свое истинное мнение? Представляете, Огородников тут про глубокие смыслы завирает, а кто-нибудь ему в ответ: «Да что ты, Вольдемар, ерунду всякую городишь? Мазня твоя „Богиня огня“, и только!» Я бы, конечно, с удовольствием понаблюдала бы за скандалом, который за этим последовал бы. Нет, конечно, все с открытыми ртами стояли да восхищались, особенно этот меценат. У него такой акцент забавный — он постоянно говорил на ломаном русском «Прэлэстно, чудэстно», а потом — amazing, awesome, incredible — ну, то есть невероятно, восхитительно по-английски. Даже вроде купить ее собирался, про цену спрашивал. Говорил, что из Англии специально за этой картиной приехал, чтобы ее увидеть. А как увидел — так попросту влюбился, якобы она соответствует его настроению и миропониманию. Он все это ведь без переводчика говорил, на ломаном русском. Если не брать в расчет жуткий акцент и коверкание слов, то этот самый меценат довольно сносно разговаривает, наверно, учился долго.

— И что же, купил он картину? — поинтересовалась я.

Девушка пожала плечами.

— Да, наверное, купил. Я даже не знаю расценок на работы Огородникова — он велел мне давать его номер покупателям, потому что цены на свои картины назначает только он. Думаю, он это устроил для того, чтобы разрекламировать свои работы людям, потому что придет человек, увидит мазню, естественно, покупать не станет — на что ему такое сдалось? А вот если Огородников начнет вещать этому человеку, что его работы — это новаторство в живописи, что таких картин отродясь еще никто не писал и не напишет никогда, то человек призадумается и, может, вывалит кругленькую сумму, чтобы знающим в искусстве прослыть. Такой вот маркетинговый ход.

— Но если посетитель видит, что на картине — непонятная мазня, то зачем он будет звонить художнику? — удивилась я.

Администратор снова пожала плечами.

— Многие это делают интереса ради. Просто видят несуразицу какую-то, им любопытно становится, какой псих это намалевал. Спрашивают меня: а что это вообще такое? Ну я отвечаю — картина художника Вольдемара Огородникова, председателя тарасовского Союза художников. Продается, цена — договорная. Диктую номер телефона — человек из того же самого любопытства звонит Огородникову, и тот — благо язык без костей — начинает ему небылицы всякие про живопись выкладывать… Правда, не знаю, чем все дело с «Богиней огня» закончилось — я до девяти вечера просидела, на час дольше своего положенного времени, а потом попросила охранника, чтобы тот за галереей присмотрел. Не могу же я тут ночевать остаться из-за этих художников! Ну и ушла, вот и все дела. Насколько мне известно, с меценатом этим что-то затянулось — вроде ему уехать пришлось или что-то вроде того, но он собирался специально потом за картиной вернуться. Или у Огородникова что-то случилось, но потом он забрал картину, а недавно и выставку снял. Он за работами приезжал не в мою смену, а в смену другого администратора, моей сменщицы Нади.

Так, мне нужно узнать координаты этой самой Нади, подумала я про себя. Остается только сообразить, как бы половчее вызнать у моей собеседницы номер ее телефона. Надо же, столько времени с ней общаюсь, а даже не узнала ее имени…

Я собиралась было спросить у администратора, как к ней обращаться, однако сделать это не успела. Внезапно зазвонил мой мобильный телефон. Я извинилась перед девушкой и вытащила трубку.

— Здесь, в подвале, плохо ловит, — сказала мне тихо администратор. — Вы наверх поднимитесь, чтобы связь не прервалась!

Я кивнула, взглянув на экран мобильника. Звонил Вольдемар Огородников.

— Да, слушаю. — Я поднесла трубку к уху. На том конце были какие-то помехи, поэтому я последовала совету девушки и направилась к лестнице. Слышимость несколько улучшилась, и сквозь дребезжание я услышала взволнованный голос художника.

— Татьяна? Татьяна Александровна, срочно надо с вами поговорить! Алло, алло!

— Да, слушаю вас! — Я уже поднялась наверх. — Что-то случилось?

— Случилось! — едва ли не прокричал Огородников в трубку. — Я знаю, кто украл мою картину!

Из выставочного центра я вылетела пулей, даже не успев попрощаться с болтливой девушкой-администратором. Охранник проводил меня слегка изумленным взглядом, но я не обратила на него ни малейшего внимания. Я пыталась несколько раз перезвонить Вольдемару Огородникову, но телефон все время был занят. В голове роились тревожные мысли — одна хуже другой. Радовало только то, что горе-живописец жив, раз говорил со мной. Но определенно стряслось что-то странное, невероятное — это сразу было понятно по голосу художника.

Гнала я на максимально возможной скорости, игнорируя все знаки уличного движения. Благо навигатор подсказал, как миновать пробки и заторы, образовавшиеся в это время на главных улицах, иначе я совсем бы извелась, теряя попусту время.