Я вам покажу! - Катажина Грохоля

— Пани Юдита! Вы представляете себе: моего ребенка, МОЕГО ребенка воспитывают лесби?

Лесби? Воспитывают ребенка? Меня всю передернуло. Ладошка у него была склизкая, тоже мне — любитель клубнички, от него просто разило омерзением. Будь у меня такой муж, я бы обязательно сменила сексуальную ориентацию и позаботилась, чтобы моего ребенка воспитывала какая-нибудь милая вторая мамуля, а не такой папочка. Любитель клубнички хотел еще что-то сказать, но питбуль вырвался у Маньки и попытался вцепиться ей в предплечье. Ивонин экс-супруг схватил собаку и с трудом ее выволок. Хозяин и собака — два сапога пара. По-моему, им надо вступить в одну политическую партию, в какую — называть не стану.

Но статью о лесбиянке Главный не проглотит, а Ивона не станет об этом говорить, потому что ее забросают камнями на улице. По статистике, мы лояльны, но лучше ей не верить. У нас в стране политик, пользующийся, по результатам опросов общественного мнения, поддержкой и доверием, именно по этой причине потом проигрывает на выборах.

Адам носится по городу, пытаясь именно сейчас решить все жизненно важные проблемы: купить для командировки новые брюки и массу других вещей, как будто бы не знает, что там дешевле. А я, собственно говоря, уже по нему скучаю.

Я попыталась закончить заказанную Главным статью о разведенных женщинах. Беседовала с четырьмя. Вот уж поистине я должна быть благодарна своему Эксику за то, каким образом он со мной расстался. Даже не подозреваешь, в каком мире живешь, пока немного не оглядишься. Когда я пришла к первой разведенной даме, которую разыскала Яга, то увидела прелестное существо, тридцатилетнее, бездетное, в ухоженной однокомнатной квартирке. Она открыла мне дверь, тихонько пригласила войти, предложила апельсиновый сок и, смиренно сложив руки на коленях, поведала свою историю:

— По правде говоря, мне нечего вам рассказать, потому что, знаете, это произошло ни с того ни с сего, ей-богу… он был такой же неласковый, как всегда. Такой же отчужденный, как все эти годы… Как раз накануне последнего Рождества… Когда он вошел в комнату в свежевыглаженной рубашке и костюме — а ведь он терпеть не может костюмы — и улыбнулся, у меня в голове шевельнулось нехорошее предчувствие, понимаете? Мы мило посидели за столом с моими и его родителями, проводили их до такси, потом вернулись домой, он помог мне убрать со стола, подарил очень красивую брошку. Мы спокойно уселись, так по-праздничному, в креслах, рядом с елкой (елка стояла вот здесь), — она указала на угол комнаты между окном и стеной, а я старательно все записывала, — и тут он сказал, что уходит, потому что у него есть другая, а любовь ко мне прошла, и он больше не может причинять мне боль, что он настоящий сукин… — Голос у нее сорвался, а я от волнения перестала писать.

— Накануне Рождества? — задала я совсем не профессиональный вопрос, и во мне все заклокотало от возмущения.

— Вот именно… перед Рождеством… Я тоже его спросила: почему он мне говорит об этом именно в сочельник? — сказала она тихим и убитым голосом, а я подумала, что мне следует поменять профессию. — Муж посмотрел на меня и ответил, что я была занята подготовкой к праздникам и ему не хотелось мне мешать…

Я ушла от Брошенной в сочельник. Спокойная, приятная, красивая девушка.

По-видимому, это вполне достаточный повод, чтобы с ней расстаться. Как же мне написать о разводах нешаблонно???

Я села в почти пустую электричку. Не люблю возвращаться вечером. Я вовсе не считаю, что мир полон опасностей, думаю, Марк Аврелий[14]был прав — мы такие, какими себя мыслим. Я расширила это утверждение для личных нужд — мир таков, каким мы его видим, а потому внушала себе: поездка будет приятной, хотя уже и поздно, и темно, правда, на этот раз получалось не слишком убедительно. В вагоне было неуютно. Не люблю я ездить ночью в поезде. Ночью я предпочитаю заниматься совсем другим.

Какое счастье, что на станции меня ждет Адасик!

Четверг, вечер. Две разведенные женщины отказались, позвонили сегодня и сказали, что все-таки — нет, у меня выпали две страницы текста. Осталось только рождественская история (пусть мужики знают, что так нельзя поступать) и история одной брошенной замужней дамы, которой супруг оставлял записки: «Люблю тебя больше всех на свете». Вернее, писал он так не всегда, но с той минуты, когда она впервые нашла такое послание на подушке, какая-то тревога поселилась в душе. Она не понимала, что с ней происходит, боялась даже, не психическое ли у нее расстройство. Казалось бы, надо радоваться, но ее это, напротив, огорчало. Обратилась даже к психиатру, который сказал, что тревожное состояние связано с менопаузой (женщине тридцать три года!) — сейчас это начинается раньше — и чтобы она для начала сдала анализы на гормоны, а уж потом можно будет прописать что-нибудь для поднятия настроения. Ну и, вероятно, молодая женщина сошла бы с ума, но, к счастью, муж предложил ей развод, потому что уже некоторое время «…ты понимаешь, у меня роман на стороне».

Когда она оправилась от шока, то спросила его:

— Как же ты мог еще вчера писать, что любишь меня???

— Так ведь это было не признание, — объяснил супруг. — Я таким образом хотел тебя приободрить.

Видимо, именно это имел в виду врач, когда говорил, что выпишет что-нибудь для поднятия настроения. Надо искать психиатров-женщин. Психиатричек или психиаторш?

И все-таки я буду настаивать на своем: мужчины в этом плане продвинулись намного дальше или намного ближе — смотря с какого конца посмотреть, — женщине никогда ничего подобного не пришло бы в голову.

Но двух историй мало, чтобы делать какие-то выводы, пусть даже идущие вразрез с указаниями шефа. Двенадцать часов, а я уже в который раз пытаюсь переделать текст, никак не выходит больше четырех печатных страниц. Я выжата как лимон и ничего уже не придумаю, я не в состоянии ни думать, ни работать.

В дверях почти неслышно появилась Тося.

— Мама, почему ты не спишь?

Я обернулась. Почему моя дочь не спит в это время?

— Иди спать, — велела я.

— Помочь тебе чем-нибудь?

Я насторожилась, но усталость взяла верх. И желание поплакаться.

— Ты не можешь мне помочь.

— Доверься мне, — изрекло мое дитя, названное Тосей. Как в фильме.

— Ты ведь не напишешь за меня текст. Главный уволит, я измучилась, никак не выходит пять страниц — хоть тресни. Вечно я все заваливаю, ничего не умею, у меня никогда ничего не получается…

— Мама! — Тося подошла и с интересом принялась читать из-за моего плеча. — Здорово, — одобрила она, — о, а можно я расскажу Исе про Рождество? — спросила она, ловко гоняя курсор по экрану.

— Пусть даже и хорошо, но слишком коротко.

— Текст можно удлинить. — Тося отодвинула меня, навела курсор на «Правку», щелкнула на «Выделить все», мой текст стал темным, затем она поменяла межстрочный интервал на двойной и увеличила шрифт с двенадцати на четырнадцать. Потом еще раз щелкнула мышью, и мои четыре страницы превратились в пространные пять.