Воевода - Вячеслав Перевощиков

– Теперь первый удар, который вы должны знать. – Ратибор встал около чучела. – Наносится сверху наискосок слева направо так, чтобы нижняя часть лезвия секиры попала в верхнюю правую часть щита.

– Если удар правильный, – он поднял учебную секиру, – щит отойдет за счет прогиба ветки, и верхняя часть секиры поразит намотанную на сук кожу, которая изображает плечо врага.

– Давайте работайте! – воевода нанес показательный удар и отошел в сторону понаблюдать за своими учениками.

Через полчаса, когда будущие секирщики уже изрядно употели, Ратибор остановил их:

– Теперь я увидел, кто из вас сильней всего бьет, и разделю вас на пары. И запомните: биться с хазарами будете только в паре. Кто бросит товарища и захочет сражаться в одиночку, сам по себе, тот будет опозорен, если только сможет остаться в живых.

– Первым стоит щитобой, – воевода ткнул колотушкой в грудь Вязгу, а потом и Крева. – Его задача: сбить щит врага.

– Слева от него, чуть позади, – продолжал он, – стоит разила. Он наносит удар с небольшим опозданием так, чтобы поразить плечо врага около шеи, когда оно откроется от удара щитобоя. Если удар хороший, то секира пробьет любой доспех, а если нет, то сломает ключицу. В любом случае после такого удара вашего врага больше нет.

– Ты, – Ратибор указал на Злата, – будешь разилой. Твой щитобой – Вязга.

– А кто мой разила? – растерянно спросил Крев.

– Со мной будешь в паре.

– Вот это да, – обрадовался Крев, – с самим воеводой!

– Мой разила Ратибор! – заголосил молотобоец на всю площадь.

– Тьфу на тебя! – выругался знатный воин, морщась, как от зубной боли. – Будешь орать, сниму доспех и отправлю обратно в ополчение.

Крев прикусил язык.

– Все, давайте оттачивайте совместные удары, – Ратибор устало махнул рукой. – Потом приду, проверю. А ты, Крев, – отрабатывай удар по щиту, наискосок слева направо, чтобы щит отгибался, как можно сильней.

Он повернулся и пошел в ратницу. Там расторопный слуга помог ему снять доспех, и воевода растянулся на лавке, бросив под голову свернутое корзно и наказав слуге строго-настрого будить его, когда солнце над угловой башней будет. Засыпая, он слышал, как стучат потешные секиры по чурбану и ругаются новобранцы, пытаясь согласовать свои удары.

Пробуждение Ратибора было ужасным. Слуга тряс его что есть силы, крича испуганным голосом, что хазары идут приступом прямо на детинец.

– Что за чушь? – пробормотал воевода, влезая в доспех. – Такого быть не может.

– Реку плотами перегородили, – руки слуги мелко тряслись, – сейчас на стены полезут.

– Быстро в посад за третьей сотней вятичей! – приказал Ратибор и выскочил из ратницы.

Новобранцы уже бросили потешные секиры и бежали к нему.

– За мной! – мельком глянув на них, приказал он и побежал к оружейной.

Через минуту они уже бежали к стенам, держа в руках луки и копья. За плечами болтались колчаны и секиры. И вовремя: шедшая по реке вереница плотов уже уткнулась носом в один берег, и теперь течение разворачивало плоты поперек реки, превращая их в наплавной мост. А на той стороне реки к берегу мчались все новые и новые всадники. Соскакивая с лошадей, они бежали к плотам, подхватывая лежащие на них лестницы.

– Проклятье! Вашу раз такую, такую! – Ратибор страшно выругался, скрежеща зубами. – Приступ проморгали!

– Воевода, может, всех позвать сюда? – тяжело дыша, спросил Злат.

– Нельзя, – Ратибор в ярости ударил кулаком в ладонь. – А вдруг они и там сейчас ударят. А все это только для обмана, чтоб внимание отвлечь.

– Вот ведь, не хотел же возиться с этим посадом, – он с досады махнул рукой. – Теперь бегай туда-сюда и гадай, где будет основной удар.

– Ладно, мы еще посмотрим, кто кого! – Ратибор в бешенстве вращал глазами. – Злат, Вязга, бегом с луками на башню, и чтоб не один гад до наших стен не дошел.

– Ты как, стрелять-то могешь? – Ратибор быстро глянул на Крева.

– Не доводилось, – виновато признался молотобоец.

– Тогда стрелы не трать, давай за мной.

Они побежали по стене к тому месту, куда течение подгоняло второй конец вереницы плотов.

– Встань за зубцом с секирой, как кто появится снизу – сразу руби, и главное, не зевай, во все стороны головой крути, – приказал Ратибор.

Сам же изготовил лук и стал стрелять по хазарам, которые, не дожидаясь, когда переправа будет готова, уже бежали по плотам, прикрываясь щитами. Щиты были деревянные, крепкие, поэтому он, не надеясь их прострелить, целился в ноги. Трех наступающих он ранил таким образом и решил оглядеться вокруг.

Как раз из-за поворота реки показалась еще одна вереница плотов. На ней, в отличие от первой, уже находились хазары, притаившись за большими квадратными щитами. Откуда-то из степи на той стороне реки вынырнула целая толпа всадников и устремилась к берегу.

«Видно, по оврагу прошли или заранее спрятались там», – подумал Ратибор, лихорадочно пытаясь найти выход из создавшегося положения. Одновременно отражать натиск и на посад и на детинец было невозможно, просто не хватало сил. А теперь он не сомневался, что, как только плоты остановятся и образуется прочная переправа, хазары нанесут еще один удар там, где у них утром не вышло прорваться. Надо было срочно отводить всех воинов в каменную крепость. Неужели укрепления посада со всеми приготовленными ловушками придется бросить? Но выхода не было.

– Эй, боец! – Ратибор увидел бегущего по площади ополченца с целой охапкой сулиц. – Розмысла ко мне сюда, живо!

– Мне сказали на стены отнести.

– Потом отнесешь, – рявкнул Ратибор. – Сам воевода тебе приказывает, понял!

– Понял! – парень, бросив сулицы, помчался так, что пятки засверкали.

– Ах, чернобогово племя! – Он снова глянул на реку с подплывающей вереницей плотов, забитых хазарами. – Ну, со всех сторон обложили!

Хитер и опытен хазарский посол и много уже послужил иудейской державе, жадно тянущей свои щупальца к соседним странам. Многоопытен он и знает в совершенстве все тонкости своего коварного дела, но даже ему трудно или почти невозможно что-либо сделать словами, если за этими словами не стоят тысячи и тысячи отважных воинов, беззаветно преданных каганбеку. Где эта прежняя сила Хазарии? Нет больше ни великих воинов, ни бесчисленных войск, а все вассалы, почувствовав, как ослабла железная хватка каганбека, уж больше не желают признавать иудейскую власть.

Горько все это видеть послу, горько вдвойне, потому что он назван в честь первого иудейского царя Хазарии – Обадией. И он напрягает всю свою изворотливость, весь свой иудейский ум, чтобы одолеть всех врагов и сделать невозможное – возродить из пепла великую иудейскую державу – Хазарский каганат. И наипервейший враг Обадии – это Русь, именно Русь, потому что это ее воины нанесли Хазарии смертельный удар, и именно Русь отняла лучшие города, и, главное, ее князь Святослав уничтожил Итиль, эту прекрасную, цветущую столицу Хазарского каганата, его сердце, его главный источник богатства и могущества. Не может забыть этого Обадия и молится каждый день, как и все иудеи, чтобы Иегова уничтожил эту Русь навсегда.