Врата - Фрэнсис Пол Вилсон

Должно быть, Корея. Известно, что папа был в армии во время войны, но никогда не хотел об этом рассказывать. Так и не удалось вытянуть из него хоть какие-нибудь военные воспоминания. «Не хочу вспоминать», — неизменно отвечал отец.

Последний снимок запечатлел восемь мужчин в солдатской форме, четверо спереди стоят на коленях, четверо высятся позади, ухмыляются в аппарат. Отец второй слева в заднем ряду. Видимо, в правом углу на фоне была именная табличка, но уголок оторван.

Джек разглядывал незнакомых солдат, ища связь с отцом. Кто они такие? Молодые, похожи на игроков баскетбольной команды средней школы. Выпускники. Из какого учебного заведения?

Может быть, никогда не узнаешь.

Он положил фотографии, взял коробочку. Внутри что-то громыхнуло. Открыв, увидел две медали. Не особенно разбираясь в военных наградах, одну узнал сразу.

«Пурпурное сердце»[25].

Папа был ранен? Куда? Насколько известно, у него единственный шрам после аппендицита. Может быть, это чья-то чужая медаль, друга-сослуживца, которая хранится на память?

Нет, «Пурпурные сердца» остаются родным.

Значит, папина.

Он взглянул на другую медаль: золотая звезда на красно-бело-синей ленте с серебряной звездочкой меньших размеров в центре. Кажется, «Серебряная звезда»[26]. За выдающуюся отвагу на поле боя?

Поверь, малыш, ты многого не знаешь о своем отце.

По-моему, леди, вы правы. Надо было, наверно, чаще с ним общаться.

Забавно... несколько месяцев назад подобная мысль в голову бы не пришла. Но, связывая случившееся с папой и с Кейт...

С неутолимым зудом разочарования Джек уложил обратно содержимое приблизительно в том же порядке. Требовались ответы, а проклятый ящичек задал лишь больше вопросов.

Он поставил шкатулку на полку и пошел на кухню за пивом. По дороге заметил на столе отцовские часы. Забрав их в больнице, не обратил внимания на треснувшее стекло. Присмотрелся — старый «таймекс». Даже не старый — древний. Типично для папы: если старая вещь работает, зачем покупать новую? «Таймекс» разбился и больше не тикает. Стрелки остановились, показывая 12.08.

Постой-ка...

Джек вытащил протокол о дорожно-транспортном происшествии, развернул, внимательно просмотрел донесение офицера Эрнандеса. В участок позвонили... где оно... вот.

В 11.49.

Значит, сообщение сделано прежде, чем произошла авария. Немыслимо. Наверно, отцовские часы спешили. Бывает. Или он забыл их завести.

Только не папа. У него часы всегда шли точно до минуты. По утрам обязательно заводились. Миллион раз он на глазах у Джека проделывал это за завтраком.

Возможно, Эрнандес неправильно указал время звонка. Но при всей своей тупости коп внимательный и основательный. Кроме того, он заметил, что, когда прибыл на место аварии через двадцать минут после уведомления, у него возникло впечатление, будто она только что произошла.

Тряся головой, Джек пошел к холодильнику. Пиво не пойдет. В данный момент надо выпить чего-то покрепче.

Джек проснулся от гула в ушах. Сначала решил, что москит, но звук ниже. Возможно, последствия выпивки, хоть он принял всего две рюмки. Наконец, понял, что гул доносится из окна. Поднял голову, оглянулся, сразу же сбившись с толку в незнакомой комнате.

Ах да. Это ведь папин дом. Передняя комната. Видно, заснул на диване. Наткнулся на «Рио-Браво» на каком-то канале вроде ТНТ, начал смотреть в тринадцатый раз, не ради Джона Уэйна или Дина Мартина, разумеется, не ради Рики Нельсона — ради Уолтера Бреннана. Руки вверх! Слампи — его лучшая роль, пожалуй кроме старика Клэнтона в «Дорогой Клементине». Старик Уолт пристрастил его к кино.

Откуда этот гул?

Он сорвался с дивана, прошлепал на кухню, выглянул в окно.

Садовник вел газонокосилку по краю сгоревшей травы у посаженных возле дома деревьев. Неужели на нем фланелевая рубашка с длинными рукавами? В такую погоду? Видя летом кого-то в подобной рубашке, обязательно заключишь — ненормальный. Правой руки не видно даже на столь близком расстоянии. Газонокосилка как бы растет из рукава.

Вещи остались в машине, все равно надо выйти. Может быть, по пути удастся присмотреться поближе.

На улице Джек ощутил удар жаркой влажной волны. Еще нет половины девятого, а уже печет. Как только он завернул за угол, садовник прекратил работу, вытаращил на него глаза, выключил косилку.

— Ты не Том. Чего тут делаешь?

— Я его сын.

Действительно фланелевая рубашка, зеленые рабочие штаны, мягкая оливковая кепка в коричневатую крапинку. Джек протянул руку, приглядываясь:

— Меня зовут Джек.

В ответ садовник протянул левую руку:

— Карл.

Стратегический расчет провалился.

— Чего ты явился в такую рань? В засуху работы немного.

— Даже не поверишь, — возразил Карл. — Трава не растет, тропические растения сплошь засохли, завяли, а сорнякам хоть бы что. Никогда не видел ничего подобного.

— Может, лучше вообще сорняки выращивать, — предположил Джек.

— Мне без разницы, — согласился садовник. — Зелень есть зелень. — Он взглянул на Джека. — Мисс Манди рассказывала про твоего отца. Как он там?

— По-прежнему в коме.

Джек подавил желание шагнуть вправо, чтобы попасть в поле зрения левого глаза Карла.

— Правда? — покачал тот головой. — Плохо, плохо. Хороший у тебя отец. Был у нас одним из лучших.

— Был? Слушай, он еще не умер!

— Ну да. Конечно, конечно. Выкарабкается, будем надеяться. Просто к Глейдс слишком близко живет...

— К Эверглейдс? А что тут такого?

Парень отвел глаза:

— Ничего. Забудь.

— Слушай, не морочь мне голову. Начал — договаривай.

Тот по-прежнему смотрел в сторону.

— Примешь меня за чокнутого.

Видел бы ты таких чокнутых, какие мне встречались, мысленно заметил Джек.

— Давай попробуем.

— Ну ладно. Врата построили чересчур близко к Глейдс. Их уже много лет обижают. Знаешь, почти весь приток свежей воды из верхней части штата, из озера Окичоби, направляется на фермы и в такие залы ожидания перед кладбищем, как Врата. Куда ни глянь, кругом осушают болота, устраивают строительные площадки под новые дома и поселки. Глейдс давно страдают, а в этом году особенно, из-за засухи. Лето у нас всегда дождливое, а до сих пор ни капли не капнуло.