Мальчик по имени Рождество - Мэтт Хейг

Он хотел всё исправить.

Николас запрокинул голову и посмотрел на крошечную дыру в потолке.

– Пикси Правды, зачем нужна эта дырка?

– Понимаешь, прежде эта башня не была тюрьмой. При Матушке Плющ её называли Гостеприимной.

– Знаю. Отец Водоль мне рассказал.

– Эльфы всегда были народом радушным. В башне сидели приветливые эльфы, готовые напоить сливовым вином любого, кто посетит их деревню. Никто, правда, сюда не заглядывал, но они оставались верны традициям. В этой комнате находился очаг. Эльфы разжигали огонь, чтобы дым был виден на мили окрест, и те, кто верит в эльфов, пикси и волшебство, могли найти сюда дорогу.

– Мне нравится дым, – задумчиво пробасил Себастиан.

– И отверстие в потолке, – сказала Пикси Правды, – это на самом деле…

– Дымоход? – закончил за неё Николас.

– Именно.

Николас снова уставился на тёмную дыру. Если он вытянет руку и подпрыгнет, то, скорее всего, до неё достанет. Но убежать таким путём не получится. Отверстие было слишком узким. Даже Пикси Правды не смогла бы в него протиснуться.

Но что там говорил Отец Топо?

– Невозможность – это всего лишь возможность, которую ты ещё не увидел, – повторил Николас вслух.

– И то правда! – откликнулась пикси.

Себастиан снова завалился на койку и захрапел. Храп его напоминал рычание мотоцикла, но мотоциклы к тому времени ещё не изобрели, так что сравнивать Николасу было не с чем. Пикси Правды вскоре тоже задремала. Поскольку единственную кровать в камере занял тролль, пикси пришлось свернуться калачиком на полу. Во сне она крепко сжимала в кулачке листок разрыв-травы. Николас тоже был не прочь прикорнуть – ни разу в жизни он не чувствовал себя таким усталым. Даже в канун Рождества, когда никак не мог уснуть от радостного предвкушения. Мальчик знал, что должен отдохнуть, но по-прежнему не доверял Пикси Правды. Поэтому он сел, привалившись спиной к холодной закопчённой стене, и уставился на дымоход. Между всхрапываниями Себастиана он слышал, как за толстой деревянной дверью приглушённо переговариваются стражники.

Ему обязательно нужно отсюда выбраться. И не только потому, что пикси и тролль не скрывали намерений его прикончить. Нет. Он должен сбежать и найти отца. Николас почему-то не сомневался, что отец до сих пор жив и, скорее всего, вместе с теми, кто похитил Малыша Кипа. Должно быть, произошло недоразумение. Его отец – хороший человек.

И Николас обязательно его найдёт.

И вернёт Малыша Кипа в деревню.

Он всё исправит. Только вот как?

Николас вспомнил день, когда погибла мама. Как она убегала от бурого медведя и забралась в колодец, чтобы спастись. Как схватилась за колодезную цепь – и не удержалась. До Николаса, который успел укрыться в их ветхом домишке, долетел лишь её отчаянный крик.

В тот день – и в дни, которые последовали за ним (а их набралось ни много ни мало одна тысяча девяносто восемь), – Николас искренне верил, что дальше будет только хуже. Что он обречён просыпаться в слезах до конца своей жизни, виня себя за то, что бросил маму, пусть он и думал, что она бежит за ним.

Каждую ночь Николас молился, чтобы она вернулась.

А Джоэл продолжал твердить, как мальчик похож на свою мать. Но Николас не был таким румяным, поэтому иногда натирал щёки клюквой и гляделся в озеро. И тогда ему чудилось, что там, в мутной воде, не его отражение, но мама смотрит на него будто из сна.

– Знаешь, папа, – сказал он однажды, наблюдая, как отец рубит дерево, – слёз, которые я наплакал, хватило бы, чтобы наполнить этот колодец.

– Мама бы очень огорчилась, что ты плачешь. Она бы хотела, чтобы ты был счастливым. И весёлым. Она была самым счастливым человеком, кого мне доводилось встречать.

На следующее утро Николас проснулся – и не заплакал. Он решил, что не проронит больше ни слезинки. И ставший уже привычным кошмар о том, как мама падает, падает, падает в колодец, почему-то перестал его мучить. Тогда Николас понял, что в мире может случиться всякое, даже самое страшное и ужасное, но жизнь будет идти своим чередом. И мальчик пообещал себе, что когда вырастет, постарается быть похожим на мать. Он станет таким же ярким, добрым и полным счастья.

И тогда она навсегда останется с ним.

Окон в камере не было.

Дверь сколотили из крепких досок и кованого железа. К тому же за ней стояли стражники. Николас торчал в промозглой круглой камере, как ось в колесе, не в силах оттуда выбраться. За покрытыми сажей стенами раскинулся целый мир – мир лесов и озёр, гор и надежд. Теперь он принадлежал другим людям. Не ему. Но – удивительное дело! – Николас не чувствовал себя несчастным. Может, немного напуганным – и всё. Он почему-то не терял присутствия духа. Его вдруг начал разбирать совершенно неуместный в этой ситуации смех.

Невозможно.

Так вот о чём говорил Отец Топо.

Вот в чём заключается суть магии! В том, чтобы невозможное делать возможным.

Способен ли он, Николас, на настоящее волшебство?

Мальчик снова уставился на маленький кружок дымохода. Он сосредоточился на тёмном туннеле и на том, как сквозь него пробраться. Тьма, клубившаяся в печной трубе, была сродни тьме в колодце. Николас подумал о маме, которая падала вниз, и представил, как представлял много раз до того, что всё происходит наоборот – и она возвращается к жизни. Он вспомнил последнюю встречу с бурым медведем – ведь он тогда совсем не испугался, и зверь ушёл, а не напал на него.

Разум Николаса продолжал твердить, что это невозможно, но мальчик всё смотрел и смотрел на дымоход, и в груди его медленно разгоралась надежда. А вместе с ней – желание. Николас подумал о всех несчастных эльфах в Главном зале. О грустном лице отца в тот день, когда он вышел из дома и отправился на север. Он вспомнил тётю Карлотту, которая выгнала его спать на улице. Подумал о человеческих бедах и горестях. А ещё – о том, что всё может быть иначе. Что в глубине души люди и эльфы совсем не злые, просто сбились с пути. Но усерднее всего Николас думал о том, как выбраться из башни. И о маме, которая улыбалась, смеялась и радовалась жизни, несмотря ни на что.

Внезапно Николас снова поймал то необычное чувство, которое охватило его при встрече с Отцом Топо и Малышкой Нуш: словно по телу заструился тёплый сироп. Его переполняли неудержимая радость и надежда, хотя надежда, должно быть, давно не заглядывала в тёмную башню. И не успел Николас опомниться, как оторвался от пола. Он медленно поднимался вверх, над Себастианом и Пикси Правды. Он чувствовал себя лёгким, как пёрышко, пока не ударился головой о потолок, – как раз рядом с дымоходом. После этого Николас рухнул вниз – прямо на спящего тролля.