Земля матерей - Лорен Бьюкес

– Но вы сможете обучиться.

– Старую собаку не научишь новым трюкам!

Определенно заигрывает. Фу-у! Но Вана, кажется, говорила, что там есть настоящие собаки, canis lupus familiaris, и это круто. Уж лучше они, чем несуществующий кемпинг в горах.

– Эй, Вана, – окликает Майлс. – Можно я возьму эти бумаги?

– Если только на них нет ничего важного.

– Гм, – говорит он, глядя на страницы с непонятными графиками и цифрами.

– Ненужные листы в стопке под клавиатурой, – уточняет Вана. Вместе с раздавленным энергетическим батончиком, обнаруживает Майлс.

– Мила любит рисовать, – объясняет мама и тут вспоминает про то, что нужно раскрасить образ какими-нибудь выдуманными деталями. – Мне бы хотелось, чтобы она занималась еще и теннисом, но у нее уклон больше в искусство, чем в спорт. Не так ли, Мила?

– Угу. – Но Майлс, перевернув одну страницу, уже рисует на ней волчью стаю, преследующую молнию, а если в облаках есть чье-то лицо, черное и заплесневелое, с тянущимися к ним длинными руками, то это лишь он дает выход своим демонам.

И он не болен раком. И их не поймают. Не как в прошлый раз. Как тогда, когда умер папа.

– Мы не должны были оставлять папу одного. – Выкрутившись на заднем сиденье, Майлс смотрит на улицу, на которой они жили, исчезающую в сумерках, потому что фонари еще не горят. Возможно, они больше никогда сюда не вернутся. Отчетливо виден только фургон для перевозки трупов («тележка мясника», приходит ему на ум) с включенными синей и красной мигалками, двери открыты, чтобы принять тело, две астронавтки в громоздких противочумных костюмах стоят рядом с ним, одна что-то возбужденно говорит по рации.

– Он не один, тигренок, – говорит мама. – Его вообще там нет. – Она ведет машину, держа на коленях холщовый мешок со всеми своими пожитками, словно кто-то может разбить окно и вырвать его у нее – такое порой происходит в Йоханнесбурге, но в Калифорнии, насколько слышал Майлс, никогда.

– Ты знаешь, что я имел в виду. Его тело.

– Но нам нужно ехать, – говорит мама. – Эти женщины позаботятся о папином теле должным образом. Мы его не бросаем.

Он чувствует на себе ее взгляд в зеркале заднего вида, прожигающий спину между лопатками. Он не оборачивается и, опершись на локти, смотрит на их дом, который на самом деле никогда не был их домом, исчезающий вдали. В доме напротив горит свет, за занавесками тень, смотрящая на улицу. Кто-то из соседей. Все держались обособленно, ухаживая за умирающими, но отрадно сознавать, что здесь еще остаются люди.

На улицах по-прежнему машины, они едут с пассажирами – женщинами, которые куда-то направляются или просто катаются. Их немного, но они есть. В этом есть какая-то несправедливость. Как они могут продолжать жить так, будто ничего не произошло? Как они смеют?

Майлсу становится лучше среди пустынных кварталов офисных зданий, погруженных в темноту, безмолвных. Он гадает, что здесь будет, когда все это закончится. Хочется надеяться, что-нибудь крутое, вроде скейтборд-парка или крытой площадки для пейнтбола. А можно просто открыть все окна и двери и позволить природе взять свое. Самка койота выкармливает детенышей в кабинете управляющего, еноты запрыгивают на кресла на колесиках и катятся по полу. В первый раз такое произойдет случайно, но потом, возможно, еноты поймут, что к чему, и будут регулярно устраивать гонки на офисных креслах.

– О чем ты думаешь? – спрашивает мама, стараясь быть примирительной.

– О енотах, – отвечает он.

– Еноты запросто могут стать новым доминирующим видом животных. Или у тебя есть какое-нибудь более правдоподобное предположение?

– Да, – огрызается Майлс. – Вирусы.

– Они всегда были доминирующей формой жизни. Они или бактерии. Я что-то запуталась. Надо будет посмотреть. Когда вернемся домой.

Однако до Йоханнесбурга очень-очень далеко, и как они могут просто оставить папу здесь?

Петля развязки, ведущей к аэропорту Окленда, проходит мимо пустыря, покуда хватает глаз заставленного палатками, стиснутого с двух сторон дорожным ограждением, под большими яркими прожекторами. Кто-то поверх знака, когда-то обозначавшего стоянку прокатных машин, написал огромными черными буквами: «Аэропорт-Сити».

Привлеченная светом фар, у ограждения появляется женщина и, просунув пальцы сквозь сетку, смотрит на них.

– Почему все эти люди здесь?

– А ты как думаешь?

– Потому что ждут самолет, чтобы улететь домой.

– Ну или у них нет денег на билет, или регулярные рейсы отменили.

– А у нас есть билеты?

– У меня достаточно наличных, чтобы их купить. И еще у меня есть лекарства, которые можно продать. Не волнуйся напрасно, тигренок. Мы обязательно как-нибудь выкрутимся. – Но она прибавляет скорость, чтобы побыстрее проехать мимо стоянки с машинами напрокат и палаточного городка, похожие на зомби обитательницы которого продолжают свое бдение у ограды.

Стоянка забита машинами, многие из них с открытыми дверями. Большие плакаты, расставленные с неравными интервалами среди указателей и информационных табло авиалиний, гласят:

Жертвуете свою машину?

Оставьте ключи в замке зажигания. Мы передадим ее тому, кому она нужна.

Инициатива мобильных граждан Калифорнии

– Грубо, – замечает мама. – Ну да, я пожертвую свою машину, но зачем же бросать ее посреди дороги, черт возьми? – Она аккуратно паркуется в карман, после чего, Майлс это не придумал, пишет записку и оставляет ее на приборной панели: «Удачи вам, будьте осторожны на дорогах, внимание, тормоза резковаты».

Он не хочет возвращаться домой. Всех его друзей практически наверняка нет в живых. Разумеется, к девчонкам это не относится, хотя как знать? Его лучшие друзья, Ной, Сифизо, Исфахан, Генри и Габриель, как и все остальные мальчишки в классе, умерли. Дедушка Фрэнк умер. Мама даже не смогла проститься с ним, только по «Скайпу», потому что они застряли здесь, а дедушка Фрэнк оставался в Кларенсе, в своем доме у реки. Учитель рисования мистер Мэттьюс, дядя Эрик, Джей, Айянда, забавный охранник в школе, его любимый кассир в супермаркете, похожий на американского актера Дуэйна Джонсона. Умерли-умерли-умерли. Все умерли. Как и сам Дуэйн Джонсон.

Майлс не знает, почему сам он до сих пор жив.

– Как ты полагаешь, каковы будут экономические последствия всех этих брошенных машин? – спрашивает мама, закидывая на плечо сумку, делая вид, будто не замечает, что он идет медленно, прижимая ладонь к животу.

– Только больше никакой учебы на дому, – стонет Майлс. – Пожалуйста!