Очертя голову, в 1982-й - Борис Карлов

Вера

Как только машина тронулась, все мысли Веры сосредоточились на одном: содержимом выдвижного ящика на кухне её съёмной однокомнатной квартирки. Оглушительные дозы алкоголя дали ей возможность не думать об этом почти двое суток, но теперь всё позади, а впереди — только выдвижной кухонный ящик.

Две выкуренные подряд сигареты помогли превратить вечность пути с Васильевского на Гражданку в какую-нибудь сотню тысяч лет. И вот, наконец, дом, парадная, этаж, дверь, замок, кухня, ящик… ПУСТО!!!

В комнате тоже пусто, одна мебель. Ясно, здесь был Банан, но это пока не важно. Есть место, куда не залезут и при обыске. Там пять кубиков — то, что ей сейчас необходимо.

Есть! Теперь быстрее к ящику… машинка на месте… сейчас…

Ну вот… и хорошо.

Потом она лежала на тахте, мысли текли ясно и спокойно. В тайнике, кроме пяти кубиков раствора, лежали пять двадцатидолларовых бумажек, небольшой револьвер «бульдог» и запечатанная коробочка патронов.

Вера сняла не в меру кокетливое для предстоящих дел черное облегающее платье, ополоснулась под душем, надела джинсы и свитер. Подбросила тяжёлую коробочку на ладони, разорвала картон и вставила в барабан пять патронов. Остальные высыпала на дно спортивной сумки. Туда же легли револьвер и пакетик со всем необходимым для инъекций. Доллары — в карман. Сняла трубку телефона и набрала номер.

— Привет, это Вера. Да. Будь дома, я подъеду. Да, отдам за старое и возьму ещё двадцать.

На улице моросил дождь, машины не останавливались. Уже половина пятого, час пик… Вера плюнула и влезла в переполненный автобус. Потом метро.

Но вот и на месте. Женщина в богатом халате производит расчёт.

— …Итого шестьсот двадцать пять рубликов. Ещё двадцать кубов ты просишь, плюсуем триста. Девятьсот двадцать пять изволь выложить.

Вера бросила на стол доллары. Глазки женщины радостно заблестели.

— Сдачи нет.

— Не надо. У тебя можно выпарить?

Кафе «У Казанского». В дверях чёрной масти вышибала.

— Позови Банана.

— Дэвочка, я этого слова не слышал. Алексей занят, он не выйдет.

— Скажи, что Вера принесла долг.

Абрек запер дверь изнутри и скрылся. Через минуту появился снова.

— Он сказал, что ты ему ничего не должна.

Вера начала кусать губы.

— Скажи, что есть дело… ему угрожает опасность… это важно.

Несколько секунд абрек раздумывал, затем снова скрылся за дверью.

Наконец вышел Банан. Он был среднего роста, с развитой мускулатурой и бычьей шеей. Рожа его лоснилась от обильной мясной пищи, изо рта торчала спичка.

Банан не спеша поиграл спичкой на сальных губах и, наконец, проговорил:

— Чего тебе?

— Есть дело. Касается лично тебя.

— Дома была?

— Да, была. Но это неважно. Пошли, отойдём.

Банан, незаметно шныряя глазами по сторонам, но ещё больше не желая выказать трусость, пошёл рядом с Верой.

Они свернули в ближайший двор, зашли в первую парадную и поднялись на площадку последнего этажа. Дверей здесь не было, выше находился только чердак. Банан оперся затянутым в джинсы спортивным задом о подоконник и скрестил руки.

— Чего хочешь?

— Подожди, прикурю.

Вера порылась в сумке, достала сигареты, прикурила. Банан не курил и не пил. К нему вдруг исподволь стала подкрадываться какая-то неосознанная тревога.

— Ну что, будешь со мной работать? — сказал он грубо. — Или будем по-другому вопрос решать?

Вера смотрела на него и молча курила. Смотрела как-то по особенному, и Банан начал терять самообладание.

— Ты что думаешь, без меня будешь работать?… Говори, а то здесь тебя сейчас замочу!..

Продолжая смотреть на него, Вера отрицательно покачала головой.

— Сегодня пойдёшь в «Европу» — я там буду — отдашь всё, что должна за ту неделю. Если бы дома застал, расписал бы рожу от уха до уха. Сейчас попросишь прощения и поедешь переодеваться, шмотки я не трогал.

Банан встал в проходе, щёлкнул выкидным ножом и указал глазами на свои штаны:

— Работай.

Вера сделала шаг назад и опустила руку в сумку.

— Без платка. Да… что ты там вешала входному? Кто мне угрожает?

— Я. — Вера взвела курок и нацелила револьвер в лоб сутенёра.

Лицо у Банана медленно вытянулось, спичка выпала изо рта и повисла на нижней губе. Вытаращив глаза и дрожа всем телом, он смотрел в чёрное отверстие ствола. Револьвер медленно опустился до уровня ширинки, а потом раздался выстрел.

Грохот, многократно усиленный каменными резонаторами старого подъезда, произвёл лёгкий шок и отодвинул боль на несколько мгновений. Но вот Банан, срывая голос, заорал и схватился руками за простреленную мошонку. На каменную площадку закапала кровь. С этого мгновения плохо осознавая происходящее, Вера бабахнула ещё три раза туда же и ещё раз куда-то мимо. Несколько раз щелкнула пустым курком. Бросила револьвер в сумку, спустилась, стараясь не ступать в кровь, перешагнула через корчащееся тело.

Она уже была внизу, когда на этажах начали осторожно приоткрываться двери, и соседи, через цепочки, испуганно спрашивали друг у друга о происходящем. Сорванный голос где-то продолжал страшно хрипеть, кровь капала в лестничный пролёт.

Миновав пустой двор, Вера вышла на улицу. Никогда раньше она не замечала, что ровный городской шум столь благозвучен и так хорошо действует на нервы.

Вера Дансева училась в школе неважно. Она была спокойна, но остра на язык, и учителя её побаивались. В выданной характеристике значилось: «Груба с учителями и старшими, безразлична к учёбе, от общественной работы отказывается демонстративно, с товарищами по классу не общительна».

В общем, всё было приблизительно так, за исключением последней фразы. Ведь у неё были и я, и Котов, и Петрушка… Трудно сказать, что нас связывало. Возможно, мы, все четверо, были дальними потомками какого-нибудь великого сумасшедшего.

В восьмом классе Вера показала всей школе, что она способна на поступок. Наш преподаватель физкультуры имел слабость подглядывать в женскую раздевалку, да и вообще смотрел на девочек как-то нехорошо. Однажды, когда учитель прильнул к щёлке в очередной раз, Вера тихо подошла сзади и тронула его за плечо. А когда он обернулся — влепила ему оглушительную затрещину. Больше всего меня удивило то, что она дала и второй раз. Она ударила бы и в третий, если бы учитель, опомнившись, не схватил её за руку.

После массовых допросов в кабинете директора дело замяли, а учителя перевели в другую школу.

Полгода Вера проучилась в Медицинском институте. Конспект по истории КПСС она подписала «История болезни». Её отчислили во время первой же зимней сессии.