По следам фальшивых денег - Иван Погонин

– Я и так вам очень много рассказала. А теперь жалею. Я вам всю душу выложила, а вы меня в тюрьму, – укоризненно сказала женщина, а потом заплакала.

– Ну, ну, ну! Будет, будет, Евгения Алексеевна. – Кунцевич подошел к арестованной и обнял ее за плечи. Головко не отстранилась. – Вы меня поймите, освободить вас немедленно не в моей власти. Но сократить срок вашего пребывания за решеткой мне под силу. Но только в том случае, если вы мне станете помогать. Чем быстрее я закончу дознание в Одессе, тем быстрее я передам его следователю, который, я в этом просто не сомневаюсь, сразу же вас освободит. Расскажите мне про Симку.

– Что вам рассказывать, коли вы все сами знаете? – недоверчиво спросила Головко.

– Когда он к вам последний раз приходил?

– Дня через два после того, как мы из Таганрога приехали. – Она шмыгнула носом. – Он вообще батюшкин давний знакомец. Посидели, погуляли малость, меня мадеркой угощали, сами водочку пили. Потом Георгий Иваныч мне велели спать идти. Только я спать не легла, под дверью слушала.

– Ну и что услышала?

– Эх, ваше благородие, скажу как на духу. Симке они разных колец и серег продали. На двадцать тыщ сговорились! А мне, за всю мою службу, – колечко пятидесятирублевое. – Вдова опять зарыдала.

* * *

Когда Мечислав Николаевич вернулся в сыскное, то увидел, что Донской уже выполнил его поручение.

– Портье в «Одессе» у меня знакомый, я все у него узнал. Прописался грек у них восемнадцатого июня, портье божился, что вид[13] у него настоящий. Гостей грек принимал мало, приезжала к нему какая-то дама, да еще приходил Симка, а боле никого не было. А сегодня мой знакомец по требованию грека мальчика-коридорного за билетами в контору Добровольного флота посылал. Двадцать первого июля Карабасси отплывает в Константинополь. Пароход «Цесаревич Георгий» отходит в десять утра. Каюта первого класса.

– Вот оно что! – присвистнул Кунцевич. – Петр Егорыч, возвращайся в «Одессу», снимай там номер. Только оденься поприличней. Есть у тебя костюм хороший?

– Найдем.

– Прикажи коридорному, чтобы он о всех посетителях Георгия Ивановича тебе сообщал. А ты так действуй: как узнаешь, что у грека гость, – сейчас вниз. Как только гость уйдет – ты за ним. Если на извозчике уедет – запоминай номер, потом будем его расспрашивать, если пешком пойдет – мальчишку вслед пошли, найди там посмышленее.

– У меня агент есть один – реалист, книжек про Шерлока Хольмса и Лекока начитался, горит желанием преступников ловить, может его привлечь?

– Отлично, привлекай.

– Деньжата понадобятся.

– Вот тебе две красненьких, хватит?

– Должно хватить.

* * *

До двадцать первого к греку так никто и не зашел.

В день отхода «Цесаревича» в османскую столицу Кунцевич с Донским, Соломоном и двумя городовыми приехали в порт в половине девятого. Показав капитану свою карточку, коллежский асессор попросил его сообщить, когда Карабасси устроится в своей каюте. Грек прибыл на пароход за час до отхода. Выждав десять минут, Кунцевич и его спутники, вместе с капитаном зашли к Карабасси. В просторной каюте первого класса сразу сделалось тесно. Увидев непрошеных гостей, грек и бровью не повел, а услышав о цели нежданного визита, стал ругаться и угрожать.

Обыск дал блестящие результаты: в двойном дне чемодана было обнаружено множество бриллиантовых вещей, за подкладкой жилета пассажира – пять крупных бриллиантов, «петруша»[14] и квитанция батумского порта о принятии багажа, состоящего из одного чемодана. Кроме этого, в подушках дивана нашли дамскую перчатку, набитую кольцами, серьгами и брошками. Соломон вздыхал, охал, благодарил Кунцевича, Донского, капитана и даже городовых, затем сел за столик и стал внимательно сличать изъятые драгоценности с описью похищенного. Закончив свое занятие, ювелирный приказчик заметно погрустнел:

– Здесь всего тысяч на двадцать.

– Так мало? – удивился Кунцевич.

– Видите ли, ваше высокоблагородие, все эти вещи – ординарные, бриллианты в них некрупные, а наи-более ценных изделий здесь нет.

Составив протокол, Донской надел на запястья грека малые ручные связки и повел его к выходу.

Кунцевич взял сверток с драгоценностями и, приказав городовым забрать личные вещи задержанного, пошел следом за Донским.

В сыскной он составил телеграмму на имя батумского полицмейстера и, отправив Донского на телеграф, прошел в кабинет, где сидел Карабасси.

– Здравствуйте, Георгий Иванович!

– Уже здоровались.

– Ну лишний раз здоровья пожелать никогда не повредит. Кстати, поклон вам от Антонины Ермолаевны.

– Какой такой Антонины Ермолаевна? Не имею чести.

– Вот те раз! А госпожа Лучина мне сказала: как Георгия Ивановича в Одессе встретите, так передавайте от меня нижайший поклон и летучий поцелуй. Она вам поклоны шлет и поцелуи, а вы «не имею чести». Так нельзя-с с дамой.

– Послушай, вы что, надо мной издеваться? Какой Антонина Ермолаевна, какой летучий поцелуй? Я на вас жаловаться буду!

– Жаловаться? На меня? Помилуйте, чего же я вам плохого сделал? Поклон от дамы передал?

– Ну все. Я с вами более разговаривай не желай.

– Хорошо, хорошо. Не будем про госпожу Лучину. Пока не будем. Давайте лучше про другое поговорим. Про изъятые у вас драгоценности.

– Вам какое дело до моих драгоценностей?

– Были бы они ваши, не было бы мне до них никакого дела. А они не ваши, они краденые. Помните, со мной был чернявенький господин? Это приказчик известного столичного ювелира Гордона, господин Равикович. Он опознал эти бриллианты как уворованные у его хозяина в светлый праздник Святой Троицы. Впрочем, для господ Гордона и Равиковича Троица и не праздник вовсе, но для вас, для православного! Не стыдно? Грех-то какой, в такой праздник воровать!

– Послушай! Когда вы кончить надо мной издеваться? Я человек религиозный. Праздники блюду. И на Троицу всенощную стоял.

– А в какой церкви?

– Свято-Троицкой, греческой.

– А драгоценности откуда?

– Купить. Для себя купить. Капитал. Я в Турции жительство иметь. Денги копил, копил. В Турции золото – бриллиант дорогой, в России дешевый. Я свой лира взял, поехал в Россию и купить золото и бриллиант.

Кунцевич с удивлением заметил, что чем больше грек говорил, тем хуже становился его русский.

– А у кого купил?

– У много разных луди, там один, здесь один, – ответил грек.

– Ну что ж. Все ясно, Георгий Иванович, вы, скорее всего, ни в чем не виноваты. Эх, надобно бы мне вас отпустить, но не могу. Следователь велел всех, у кого найдутся драгоценности, арестовывать. Так что придется вам посидеть.