Иллюзия смерти - Франк Тилье

На нас обрушивается тишина. Я не могу поверить, что мир теперь будет всего лишь отсутствием звуков, жизни. Мертвой планетой. Мое сознание опустошено, как после пожара. Как представить себе мир без моей жены и моего сына, без людей, без птичьего пения? Найду ли я в себе силы выжить вместе с пятью другими, покинуть пустыню и отправиться на поиски возможных выживших? Какой мир ждет нас за горизонтом? Сейчас это непостижимо.

Уотсон протягивает ко мне руку. Я помогаю ей подняться, и мы возвращаемся в купол. Надо предупредить остальных. Прежде чем сделать это, я иду к компьютеру, на экране которого все еще прокручивается самая последняя запись программы новостей. Колонка не работает, но я включаю громкость компьютера на полную мощность. Если немного склониться к динамику, сообщение можно расслышать.

Взгляд на мир 10 июля 2017 года.

Ну вот вы и у цели, члены экипажа «Ахерон II». Но если вы слушаете это сообщение, записанное задолго до начала вашей миссии, значит мир уже не тот, каким вы его знали.

Вне стен вашего купола больше нет слонов, нет черепах, нет птиц, нет рыб. И людей тоже нет. Все живые виды исчезли, истребленные способным летать смертельным вирусом. По всему миру – в Арктике, Антарктиде, в пустынях и под водой – на других изолированных базах существуют другие миссии, такие же как ваша. И сейчас они, так же как и вы, получают это сообщение.

Ваша задача – восстановить человечество. Объединитесь и выживайте.

На этот раз «до завтра» не будет. Будущее нашего вида принадлежит вам.

Примечание: в основе этой истории лежит программа HI-SEAS (Hawai’I Space Exploration Analog and Simulation) и блог француза Сиприана Версё[7], пережившего эксперимент изоляции.

К счастью для него и других членов его команды, их миссии повезло больше.

См.: http://www.larecherche.fr/rubrique/le-blog-de-cyprien-verseux.

Совсем рядом вода плещется о камни. Чуть дальше кричит какая-то хищная птица, ее крик эхом отдается на отвесных склонах ущелья. Но едва Леа поворачивает голову, как раздается звук бьющегося стекла. Мельчайшие осколки вонзаются ей в шею, волосы, рассыпаются по ее узким загорелым бедрам. Она их чувствует даже на губах.

Чтобы открыть глаза, нужно сделать огромное усилие. Окружающий мир – сплющенная железная коробка и бесформенные куски пластика. Подушки безопасности сработали. В салоне машины творится нечто невообразимое – сплошные выступы и провалы, в которые ну никак невозможно запихнуть человеческое тело. Да вот только люди уже там, внутри.

Леа с трудом поворачивает голову в сторону водителя. Болят шейные позвонки, голова, низ живота. Кажется, что ремень безопасности врезался в тело, сдавливает грудь.

Она видит, как водитель что-то ищет в кармане на дверце машины. Он слышит шум и поворачивается к ней. На носу у него огромный синяк – наверное, от удара подушкой безопасности. Засохшая струйка крови доходит до горловины джемпера. Руль почти впился ему в грудь и не дает пошевельнуться.

– Вы целы? – спрашивает он.

Девушка пытается вспомнить: она проводила фотосъемку возле ущелья, на обратном пути на захолустной дороге, где-то посредине Севенн[8], у нее сломалась машина, примерно в 19:30. Пришлось ждать целый час, пока не появилась попутная. Потом этот тип предложил подвезти ее в гостиницу, в двадцати километрах отсюда к югу. Она села, они проехали метров пятьсот, не больше. Едва успели представиться друг другу: она знает, что его зовут Марк. Два-три крутых поворота – и начался спуск. И тут вдруг раздался грохот: что-то ударило в стекло со стороны водителя, и они вылетели с асфальтовой дороги. Леа помнит их головокружительное падение: машину шарахает от дерева к дереву, как шар на электрическом бильярде, и наконец она останавливается.

Потом провал в памяти.

Девушка чувствует ноги, может пошевелить сперва ступнями, потом пальцами, но бедра ее зажаты между перекошенной приборной доской и сиденьем. Она изо всех сил пытается высвободиться, но не может: колени намертво во что-то уперлись, и ей не удается вылезти из этой ловушки.

– Вроде бы все нормально. Но я не могу вытащить отсюда ноги.

Марк кладет обе руки на руль и тщетно пытается толкнуть его от себя.

– А у меня бедро застряло. И ремень душит, а так все в порядке. Весь перед машины смят. Еще несколько сантиметров – и вы бы остались без ног, а я вообще отправился бы на тот свет и говорить с вами было бы некому.

Леа удается отстегнуть ремень безопасности.

– Вам везет, – говорит Марк, – мой, похоже, заело насмерть. Попробуйте вы.

Леа нажимает на искореженную красную защелку ремня, но безуспешно, Марк в западне. Она изо всех сил старается высвободить ноги – все тщетно. Тут она начинает осознавать: из машины ей не выбраться. Она оглядывается: со всех сторон одни деревья. Впереди, метрах в пяти, не больше, протекает обмелевшая от жары речка, над ней роятся облака насекомых. Пространство, отпущенное им с Марком, уже успело пропахнуть илом и хвоей.

– Нам в какой-то мере повезло, – говорит он. – Если бы деревья не замедлили наше падение, мы бы утонули.

– И впрямь повезло. Спасибо деревьям за то, что превратили нас в сардины в банке.

Леа всматривается в окрестности, насколько это возможно. Позади виднеется проложенная в горах дорога, она нависает над оврагом метрах в двадцати отсюда. С нее-то они и скатились по склону. Сгущаются сумерки, удушающая дневная жара понемногу спадает. От машины остался один скелет, но в его грудной клетке бьются два сердца, полные тревоги. Леа внезапно приходит мысль, что нужно позвать на помощь, в глазах вспыхивает огонек надежды. Левая рука тянется к карману шорт.

Пусто.

– Не может быть…

Она изгибается, шарит рукой у себя под ляжками, забирается во все складки железа, но все напрасно.

– Моего телефона нет. А ваш где?

– Он лежал тут, на приборной доске. Исчез.

Леа, скрючившись, наклоняется, опять шарит рукой. Нужно постараться не заплакать. Она чудом жива – и это самое главное.

– Почему вы съехали с дороги? Что произошло?

– Сам не понимаю. Я спокойно рулил, но что-то ударило в боковое стекло. То ли птица, то ли камень скатился со склона. Я испугался, от неожиданности меня вынесло на обочину, и я потерял управление. Там не было ограждения.