Песни созвездия Гончих Псов - Иван Охлобыстин

– А курс доллара какой сейчас? – продолжил интересоваться доктор.

Юлий Иванович зло сплюнул и покрутил у виска пальцем:

– Вы, доктор, сами того! А со мной все в порядке. В другом месте дураков ищите. Напомню: к Лукову, со слов свидетеля, вы приходили. С вас тоже спрос немалый будет.

– Что я?! – покраснел Шнейдер. – Я дома был. Жена подтвердит.

– Жена в этом деле не всегда помеха! – встрял в беседу главный бухгалтер. – Иногда этому делу как раз жена первой причиной становится.

– Какому такому этому делу?! – возмутился доктор. – Ты на что, еврейская морда, намекаешь?

– Остыньте, доктор! – успокоил его директор и подошел к карте. – Про реку я, конечно, перегнул, но сдаваться мы не должны.

– Сдаваться не будем! – решительно высказался Тумбалиев. – У меня сорок стволов.

– Братве тоже нагибаться не в масть, – поддержал татарина бригадир с Машковой поляны.

– Это вы о чем?! – испугался начальник планового отдела. – Господин директор! Я не знаю, что вы тут замышляете, но мне это очень не нравится!

– Что замышляю?! – повысил голос Юлий Иванович. – Жизнь для людей хорошую замышляю, цель высокую! Не вы ли, Валериан Павлович, мне говорили, что нельзя формально относиться к основам диалектического материализма, что эти основы нуждаются в постоянном осмыслении, с учетом текущего момента?!

– Я, – растерянно признался начальник планового отдела. – Только про стволы я не говорил.

– При чем здесь стволы?! – воскликнул Литвиненко. – Не стволы, а люди – наша сила и наша с вами забота. Есть река, нет реки – какая разница! Люди как проклятые работали и готовы дальше работать. Людям не цифры нужны, а понятные цели, высокие идеалы!

– Согласен: как проклятые! Премию хлопцам треба, в «еврах» желательно, а то доллар закисает, – буркнул в унисон начальству Прокопенчук.

– Так что конкретно вы предлагаете, господин директор? – вытер платком взмокший лоб Рюриков.

– Дальше магистраль вести будем, – ответил Юлий Иванович.

– Куда вести? – заинтересовался начальник планового отдела, косясь на карту.

– Какая разница?! – почти в полный голос крикнул Литвиненко. – Куда получится! В будущее!

– Ура! – тоже крикнул Тумбалиев и треснул себя со всего маха кулаком по колену.

– Но как же?.. – не понял Валериан Павлович.

– Что вас смущает?! – склонился над ним Юлий Иванович. – Впереди тайга. Тысячи километров леса, который мы обязаны добывать для общегосударственных нужд. Наша магистраль позволит создать сотни новых, перспективных выработок. Лес потечет рекой. Мало того, рано или поздно магистраль обрастет поселками, городами, аэропортами и строительными рынками. Мы оживим мертвое тело тайги веселым смехом наших детей!

– Как это поэтично! – умилился Ефим Михайлович.

– И что, по-вашему, нужно сделать, чтобы оживить это мертвое тело веселым смехом детей? – наконец сдался Рюриков.

– Прежде всего: объявить карантин, чтобы противники прогресса не смогли помешать нам, – сообщил директор и повернулся к Тумбалиеву. – С учетом вашего опыта я вам поручаю выставить заставы на всех возможных выездах из леспромхоза. До прибытия комиссии даже мышь не должна отсюда ускользнуть.

– Я могу сообщить в центр, что у нас эпидемия коклюша, – поднял руку Шнейдер.

– Мои пацаны тропы у реки закупорят, – присоединился к нему бригадир Машковой поляны с неопределенной фамилией.

– А вы, господин Прокопенчук, – приказал Юлий Иванович, – продолжайте строительство магистрали.

– Где рельсу брать? – уточнил Николай Анатольевич, в принципе согласный с решением руководства.

– Снимайте с других дорог, тех, что на старые вырубки ведут, – махнул рукой директор. – Скоро нам будет где лес добывать в таких объемах, что другим и не снилось! За дело, господа!

На пороге Литвиненко столкнулся с Марией Глебовной и смазчиком Пронькиным.

– Юлий Иванович, – обратилась к нему учительница. – Я научила Пронькина основам игры на банджо. Можно, он запишется в наш оркестр?

– Почему бы и нет?! – согласился тот.

– Ура! – крикнул Пронькин и побежал в сторону склада.

– И еще… Юлий Иванович, – подняла на директора полные слез глаза Мария Глебовна, – пусто мне на земле. Что же делать?

– Я не знаю, я сам еще неделю назад про жизнь совсем другое думал, в политику, дурак, хотел, а сейчас – не знаю. Прости, – честно признался Юлий Иванович.

– Ничего, – попыталась улыбнуться девушка.

Литвиненко ласково похлопал ее по плечу и пошел прочь.

И началась новая жизнь Усть-Куломского леспромхоза.

Дисциплинированные татары Тумбалиева перекрыли все возможные подъезды к территории карантина. Трактором перекопали дороги, создали искусственные плотины на Имперке и выставили сторожевые посты с вооруженными караулами.

Смекалистые работники Машковой поляны перерезали почти все телефонные провода, обеспечивающие связь с другими населенными пунктами, провели жесткие объяснительные беседы с лесниками и продырявили днища всех частных лодок.

Дорожники бригады Прокопенчука разобрали шесть участков железной дороги, ведущих на старые вырубки, свезли все материалы к новой магистрали и продолжили строительство. Им в помощь распоряжением Литвиненко бросили всех свободных вальщиков и учащихся старших классов под надзором учителя физкультуры.

Погруженный в предлагаемые обстоятельства начальник планового отдела вместе с участковым ежевечерне наносил визиты в каждый дом по очереди и проводил доброжелательные беседы, периодически обращаясь за справкой в томик Конституции карманного формата. Жителям леспромхоза льстило подобное внимание, и они старались накрыть к приходу начальника планового отдела и участкового стол получше, отчего в леспромхозе создалась особая праздничная атмосфера. Наверное, от этого вскоре вошло в традицию возвращающихся каждый вечер со строительства магистрали дорожников, как героев, встречать всем поселком за длинными, сколоченными из воротных створок столами на площади перед клубом. Через день перед столами, прямо на свежем воздухе, усилиями клубного оркестра устраивались концерты. Только место сгинувшего в тайге Лукова занял Пронькин. Смазчик недурно уже владел банджо и смело солировал.

И что удивительно: особенного пьянства не наблюдалось, люди радовались жизни без привычных зверств и безобразий.

Подобная ситуация утешала смущенное сердце директора.

– Кися, – говорил он супруге, – не знаю, что будет потом, но сейчас я впервые в жизни чувствую пользу от своей работы.

– Все будет хорошо, Юля, – успокаивала его жена. – Тебя любят люди, дорога твоя строится, чего еще нужно?

– Смысла хочется, любимая! Смысла! А в политике его совсем нет, – припадал ей лицом на грудь Юлий Иванович.