Дом там, где сердце - Шеннон Фаррел

– Ну что вы, дорогой, разве вы не помните, какие выгодные сделки я заключила в ломбарде и с владельцем конюшни? – отшутилась она.

– Нет, я не об этом. Я хочу сказать, что мы с вами встрети­лись всего три дня назад, а сейчас уже болтаем, как старые дру­зья. И при этом я работаю на вас, и Падди тоже. А вы обраща­етесь с нами на равных, как с членами семьи.

Мюйрин покраснела и отвела глаза, промолвив:

– Что ж, теперь вы моя семья. Другой у меня здесь нет. – Она сделала паузу и вздохнула. – Люди все время лгут друг другу. Я стараюсь быть честной, и вы, думаю, тоже. Я сильно разоча­ровалась в людях, однако это не означает, что я перестану всем доверять. Я буду доверять вам, пока вы будете честны со мной, Локлейн. Но если я узнаю, что и вы предали меня, наша дружба окончится. Но это лучше, чем все время с недоверием относить­ся к людям и постоянно бояться худшего. Я знаю, что если от людей ожидать худшего, то они непременно оправдывают эти ожидания.

– Красота, смекалка, а вдобавок еще и философский склад ума, – легко улыбнулся Локлейн, целуя ее руку. – Что еще может желать мужчина?

Она вдруг растерялась.

– Не знаю.

Ее реакция только укрепила решимость Локлейна, и он при­влек ее к себе, чтобы по-настоящему поцеловать ее в губы, и по­целуй этот становился все глубже, по мере того как коляска мерно покачивалась на дороге. Мюйрин обвила руками его шею и прижалась к нему. Всем телом она потянулась к нему, как цветок, раскрывающийся навстречу трепетным лучам солнца. Хотя его руки, охватившие ее талию, причиняли ужасную боль, она не могла отказаться от удовольствия почувствовать, как эта сила и это тепло пройдут через нее.

Локлейн повернул к ней голову, прикасаясь губами к ее рту, безумно лаская ее губы, проникая языком в самые влажные глубины ее рта, переплетая свой язык с ее. Будто мелкими глот­ками потягивал крепкое вино. Сердце тяжело забилось в груди Локлейна, когда Мюйрин крепко прижала его к себе и запусти­ла руку в его волосы. Тара никогда меня так не целовала, по­думал он, и у него мучительно заныло где-то в низу живота.

Наконец Локлейн почувствовал, что больше не сможет сдер­живаться. Если он не остановится сейчас, он знал, что попыта­ется поднять ее юбку. Это было абсолютно немыслимо. Мюйрин его госпожа. Ей нужно, чтобы он ей помог, а не занимался с ней любовью. И если он ее обидит, она может отстранить его от службы в любой момент.

Вдруг Падди крикнул им с места кучера, что Эннискиллен уже виден из окна. Локлейн отодвинулся от Мюйрин, чтобы открыть окно. Порыв холодного морозного воздуха на мгновение охладил его пыл, и он подставил раскрасневшееся лицо навстречу ледя­ному ветру. Повернувшись к Мюйрин, которая теперь сидела, плотно прижав руки к коленям, он показал: «Вон он!»

Мюйрин поднялась, чтобы выглянуть в окно. Несмотря на смешанные чувства, испытанные ею только что, после поцелу­ев, она улыбнулась.

Вид за окном был замечательный. Вся местность походила на сине-зеленый бриллиант. На миг она забыла о своих трево­гах. Но знала, что этот поцелуй был лишним. Она пыталась оправдать себя тем, что просто поддалась желанию.

Однако теперь, когда коляска прибыла на станцию, она сра­зу же вспомнила об обязанностях, которые взяла на себя. Она чувствовала ответственность за Барнакиллу. И хотя это чувство ложилось на нее тяжелым бременем, она знала, что ей придет­ся нести его самостоятельно. Прежнего слабоволия и бессилия, которое она пережила после свадьбы с Августином, неожидан­но обнаружив, что это за монстр, ей хватило, чтобы впредь быть осторожной, прежде чем когда-либо снова попасть под власть мужчины.

Конечно, ей хотелось любви, она нуждалась в поддержке. По сравнению с поцелуем Локлейна все остальные поцелуи, что случались раньше, были пустяком. В прошлом ее целовали множество раз, но никогда она не чувствовала, будто что-то теряет, когда поцелуй заканчивался. Сейчас же ее губы ощутили в невысказанные обещания, о которых она могла только догадываться.

Однако, вне всяких сомнений, так можно только накликать несчастье. Локлейн самый красивый, восхитительный человек, которого она когда-либо встречала. Но ведь он управляющий ее поместьем. Она должна доверять ему в делах. Ее зарождающееся чувство к нему недопустимо, ведь им вместе предстоит выполнять очень серьезную работу. Как бы то ни было, он наверняка будет обескуражен, если она покажет, что отчаянно желает его. Что он о ней подумает?

Она, конечно, знала, какой репутации удостаивают молодую вдову. Чего ей вовсе не хотелось, так это лишних слухов. Он про­сто пытался подбодрить ее, успокоить после пережитой потери и смятения. Не стоит переоценивать случившееся и усматривать в этом что-то большее.

Кроме того, нужно быть сильной. Мюйрин поклялась себе, что, как бы туго ей ни пришлось, она никогда не проявит слабость и никогда в жизни не признает ужасную правду, которую с тоской пыталась загнать в самый глухой уголок своего со­знания: она начала влюбляться в Локлейна Рошё.

Я должна забыть прошлое. Теперь впереди – мое будущее. Я должна сама добиться успеха, поклялась она, подхватывая чемоданы и решительно выходя из коляски.

Мюйрин и Локлейн вместе вынесли все из коляски и пошли к западной стороне города в надежде, что оттуда их кто-нибудь подвезет до Донегола и они хоть часть пути проедут до Барнакиллы. Они оставили Падди со вторым извозчиком, чтобы те поехали обратно в Дублин. Мюйрин дала ему разрешение оста­ваться там, сколько он посчитает нужным.

– И убедитесь, что они вам хорошо заплатят, – посовето­вала она ему при прощании.

– Обязательно, мисс. Спасибо вам!

Небо быстро темнело. Мюйрин начала дрожать, но поста­ралась скрыть от Локлейна, что ей плохо. Она лишь, плотнее укутавшись в плащ, сказала: «Ну что ж, идемте».

– Однако становится все холоднее! – заметил он, вешая свою сумку на плечо.

– Будет хуже, если мы останемся стоять здесь и бездей­ствовать, – ответила Мюйрин и прибавила шагу.

К счастью, снег почти растаял, поэтому на дороге было слякотно, но не слишком скользко. Когда они прошли около мили, их догнала телега, и всего за несколько пенни извозчик согласился подвезти их прямо до Барнакиллы.

Поскольку лунная ночь была светлой, Мюйрин увидела Барнакиллу еще в начале длинной аллеи, когда телега приближалась к ее новому дому. Деревья стояли совсем голые, и ей открывался отличный вид на поместье.

Сначала оно показалось ей не таким уж и плохим. И по правде говоря, довольно огромным. Парадный вход был до статочно большим, с портиком на четырех колоннах. Мюйрин увидела, что сначала этот дом был построен в стиле эпохи короля Георга – квадратный, с высокими, элегантными окна ми, но позже он достраивался.

По одной стороне Барнакиллы спускалась небольшая терраса, которую было видно из пары двустворчатых окон, до­ходящих до пола, и длинного крыла в задней части дома. Вторая терраса вела вниз, к тому, что некогда, без сомнения, было прекрасной лужайкой, теперь густо поросшей дикой травой, и это было очевидно даже несмотря на зимнюю по году.