Роковая дама треф - Елена Арсеньева

Он, стало быть… Вот откуда уверенность Лелупа: московский,мол, поджигатель и московский шпион! Из ревности, только из ревности, чтосветлые удалые глаза князя помутили разум страстной дикарке, что предпочладругого, Пашка обрек этого человека на смерть, на муки… и на муки же и смертьобрек множество своих соплеменников-крестьян, подверг страданиям МарфуТимофеевну, а уж ее, Анжель… да что там говорить!

И вдруг радость захлестнула ее – злобная и мстительная,никогда прежде не испытанная радость. Бог не пожалел для нее этого счастья! Унее есть средство отомстить Павлу! И, стоя на коленях, с трудом удерживаяравновесие, она выпалила в лицо лакею – и впрямь словно выстрелила:

– Варвара умерла! Ее застрелили французы!

Чего ожидала она после сих слов? Что Павел тоже умрет наместе? Что соскочит на всем ходу с саней и побежит в охотничий домик, припастьк трупу своей милой? Что повернет коней – и тогда Анжель тоже сможет вернутьсяи увидеть еще раз князя, живого или мертвого?

Ничуть не бывало. Ничего этого не произошло. Он простосидел, безотчетно шевеля вожжами, отчего упряжку бросало то вправо, то влево,сидел и тупо, как бы безразлично смотрел на Анжель. «Может быть, известие о смертине производит на русских особенно сильного впечатления, потому что они суеверныи подчиняются всякой неизбежности, в том числе неизбежности судьбы?» – подумалаона и тут же поняла глупость своих мыслей: просто страшная весть еще не дошладо сознания Павла, а как дойдет… И тут она увидела, что обветренное,разрумянившееся от мороза лицо Павла меняет цвет. Синяя, потом желтая, потоммертвенно-белая полосы прошли одна за другой от лба к подбородку, как если бывся кровь отхлынула от лица, превратившегося в маску мертвеца, так что ни следане осталось от былой чеканной красоты черт, теперь исказившихся почти донеузнаваемости. Он на мгновение опустил распухшие вдруг веки, а когда вновьвзглянул на Анжель, она тихо вскрикнула, прочитав в этом взгляде свой смертныйприговор.

– Варвара умерла, – неузнаваемым голосом проскрежетал Павел…нет, тот, в кого он превратился, и голос этот, чудилось, исходил не изо ртачеловека, а из какой-то мерзкой щели. – От твоих рук умерла! Будь ты проклята!

«Опомнись! – хотела крикнуть Анжель, отшатнувшись. – Ееубили те французы, которых ты привел!» Но было уж поздно, да и бесполезнокричать. Павел всей своей немалой тушей бросился на нее.

Удивительно: чем ближе была опасность, тем менее страхаощущала Анжель, а потому она не застыла беспомощной жертвой, а успелаотшатнуться, да так резко, что в своем мощном броске Пашка едва не вылетел изсаней – повис, цепляясь ногами за скользкую, расползающуюся солому.

С победным криком Анжель схватила его тяжеленные ножищи,обутые в огромные валенки, и толкнула от себя с такой силой, что сама чуть невывалилась вон на снег.

Пашка перекувырнулся и какое-то время удерживался нанеестественно вывернутых руках, обратив к Анжель уже не страшное лицо свое, ибооно все было облеплено снегом, а некую чудовищную, белую, комковатую маску,которую прожигал один горящий ненавистью глаз, да еще черный провал ртапротаивал снег со злобным рычанием. И таково сильно было его тело, что Пашка накакое-то время смог упереться ногами в снег и даже чуть замедлить стремительныйлет санок, однако вывернутые суставы его хрустнули, и, дико закричав от боли,Пашка отпустил край саней – и упал ничком в санный след, окутанный снежнымоблаком.

* * *

Анжель торопливо переползла на коленях вперед и вцепиласьодной рукой в вожжи, другой нашарила кнут: не столько для того, чтобынахлестывать коней, сколько для того, чтобы обороняться от Пашки, если он (ввоображении она придавала ему чрезвычайные силы!) поднимется и кинется впогоню, однако, глянув через плечо, заметила вдали на дороге темное пятно ичуть поуспокоилась: Пашка все еще лежал, погони не было, и теперь всецело можнобыло заняться тем, чтобы справиться с упряжкою.

Напрасный труд, не по силам ноша! Неумелые дерганья вожжамив слабых руках только попусту задорили разозленных коней, которые мчались всебыстрее и быстрее, хотя, казалось, и нельзя уже быстрее, пока Анжель неоставила все свои бесполезные усилия и просто не вцепилась обеими руками в краясаней, положившись на судьбу и подчинившись ее воле.

Конечно, это не могло длиться долго. На повороте санизанесло, они резко накренились, Анжель невольно выпустила их края, всплеснуларуками в воздухе, силясь хоть за что-то ухватиться, – и вылетела вон вместе сшубой и охапкою соломы, на которых сидела. Почуяв свободу, кони понеслись судвоенной быстротой, а Анжель еще долго лежала в сугробе, зарывшись лицом вснег и с трудом приходя в себя.

Наконец она села, прислушиваясь к тяжелому звону в голове иломоте в суставах. Но нет, по счастью, она ничего не сломала, не повредила себе– разве что как захватило у нее дыхание в этом кратком, но ужасном лете изсаней в сугроб, так до сих пор с трудом переводила его.

Утерев с лица налипший снег, Анжель огляделась. Она былаодна в чистом поле, рядом с черным лесом.

Словно для того, чтобы усугубить это одиночество, верхний,последний краешек солнца канул за острые еловые вершины, и тотчас погаслитеплые золотистые лучи, согревавшие небо, – оно враз сделалось зимним,черно-синим, и чернота эта сгущалась с каждым мгновением, словно для того,чтобы ярче засияла маленькая студеная звездочка, неохотно проглянувшая ввышине.

Звездочка та была одна на всем небе, как Анжель – на всейземле.

Главное – не терять присутствия духа, решила Анжель,постараться вспомнить, как вернуться в охотничий домик. Она немного подумала ибыстро зашагала по едва различимой дороге… впрочем, уже через несколькомгновений она ничего не могла различить – сгустилась ночная тьма. Сперва Анжельнадела шубу, выпавшую из саней, потом сняла – стало невыносимо жарко, – но всеже волочила ее за собой, пока не бросила: сил не было тащить такую тяжесть. Онашла довольно уверенно, ощущая под ногами утоптанный зимник, и довольно долго,пока вдруг не возник где-то за лесом, не окреп, не возвысился до небес странныйзвук:

– У-о-о-у-о…

Анжель затрясло. Она замерла, расширенными глазамивглядываясь в непроглядную тьму и слушая этот лесной зов, который, зародившисьробким и вкрадчивым, закончился на такой победной, всеподавляющей ноте, что уАнжель подогнулись ноги. Казалось, обладатель этого смертельно-чарующего голосавластно заявлял о своем присутствии, требуя немедленного повиновения ижертвоприношения, а когда с одиноким воем сплелся многоголосый хор, Анжель несдержала отчаянного рыдания.

Волки! Ее окружают волки!