Ответный уход - Сергей Вольнов

– Не кричи, мы хорошо слышим. Поделись и ты с нами.

Я за все свои жизни немало прикончил людей,

И в бесчисленных войнах, и просто в пылу грабежа,

Мы сжигали поля, мы конями топтали детей,

И я помню, как сладкое мясо я хавал с ножа.

Я на брюхе прополз через грязь и безумства любви,

От высокого чувства до диких пещерных утех.

Сколько раз мне цветы у дороги шептали: «Сорви!»,

И душа моя в ранах, и мне не заштопать прорех.

Я прошёл все дороги, и переплыл я все моря,

Я в карманах рубинами звякал, и ел лебеду.

И горячий песок, и края, где морозна заря,

Помнят дикий мой хохот и крик моего какаду.

Я вскарабкался вверх, но давно безнадёжно один.

Нет ни Бога, ни истины, ни красоты, ни добра.

По седеющим травам пустынных

прохладных равнин

Я бреду, и во мне чернота, словно след от костра.

Вам, во тьме ковыряющим землю, в попытке найти

Хоть немного еды, чтоб набить свой

заплечный мешок,

Вам, идущим к шаману, чтоб он обозначил пути,

Вам, бросающим птиц в закопчённый

кухонный горшок,

Вам, так сильно боящимся смерти и ждущим её,

Жрущим водку с молитвой, в попытках

наткнуться на свет,

По утрам посылаю святое своё вороньё —

От высокого духа холодный, унылый привет.

ТАК ГОВОРИЛ АРКАДИЙ СУРОВ, – подписался старик.

Выдержал положенную, традиционно отведённую на запоминание частицы наследия паузу, и уточнил, что стихотворение этого святого он процитировал, потому что оно как нельзя лучше тему иллюстрирует. В принципе же он, как и многие скайеры, считает себя адептом САС. Жил и писал в начале космической эры такой человек, псевдоним на самом деле аббревиатура, и расшифровывается как «Сергей Анатольевич Стульник». До-олго потомок Разъединителя искал ближайшего по духу древнеземного автора, был адептом Александра Дольского, Имре Кальмана, Инны Черкесовой, Альберта Скворцова, других святых чтил, но сюда вот, в Яму добрался – обретя по пути воистину СВОЕГО духовного предка. Каждый эрсер рано или поздно находит наиболее близкую и родную, драгоценную частицу Наследия, перебрав на дорогах духовного поиска множество других. Для того и делятся друг с дружкой, чтобы помочь отыскать…

«Слушайте, парни. Я вам сейчас подарю частичку «на посошок», – сказал дедушка, кряхтя, поднялся наконец на ноги, я и не подозревал, что он ещё способен ВСТАТЬ, но он встал, и поднял голову, посмотрел вверх, где за границей Ямины уже давным-давно звёзды поблёскивали; не отрываясь от ночного неба, негромко, но очень уверенно сказал зачем-то: – Иван, ты сердце моё не трожь, я тебе уже отдал всё, что мог, – и так же негромко прочитал:

Титаник отходящий

Титаник отходил. Прощались люди.

И с палубы Христос

Кричал Иуде,

Что позвонит, отправит телеграмму,

Затем переводил

Он взгляд на маму —

Мария вытирала пальцем слёзы.

Апостол Пётр был мрачен и серьёзен.

Лишь Бог-отец,

Вдыхая бриз весенний,

Знал твёрдо о

Грядущем Воскресеньи.

Титаник отходил. Пестрели лица.

Устали слёзы беспрерывно литься.

Ты с палубы кричала,

Что напишешь,

Что возвратишься,

Не предашь,

Услышишь

Сквозь море стихотворную молитву.

Я пальцами ломал в кармане бритву.

Лишь Бог-отец, взывая к всепрощенью,

Знал твёрдо о

Грядущем Возвращеньи.

– Ты прекрасно помнишь цитаты… Санька.

– Я эрсер или зем, не помнящий родства? Наследие – это святое.

– Для эрсеров – несомненно. И что дальше было?

– А дальше мы убрались вон. Мы, это урод, родства не помнящий, и я. Дедушка остался лежать в центре Ямы. Ненадолго, пока не впитался… Честно говорю, в упор не понял я, как это случилось, и почему так, но Иван этот дедушку кончил. Совершенно неожиданно и совершенно зверски. Взял да и свернул ему шею, и тут же, завершая движение ручищи, проломил дедову грудину, и хотел сердце вырвать… но передумал и не вырвал. Застонал, задёргался, будто с соблазном борясь, и не тронул сердце Иванова. Слова старика его остановили?.. А я совсем перестал понимать, что происходит. ЗАЧЕМ ТАК??? Колян упал, урод гривастый развернулся и в сгустившейся темноте медленно зачапал к стенке. Я за ним потащился, на полном автопилоте… Помню ещё, как уже наверху какой-то шиареец перекрыл ему дорогу, когда он в барак хотел войти, за одеждой своей, видать. Крысоид ему говорит: «Зем, тебе не кажется, что не туда забрёл?», а гривастый отвечает: «Мы ведь все братья в этом подзвёздном мире», на что длинноусый, ясное дело, зашипел «Ты мне не брат, грязный скот!», и это были последние в его жизни слова, потому что Иван рявкнул: «Ну тогда умри ты сегодня, а я завтра!», после чего, понятное дело, грохнул крысу одним ударом, и сердце вырвал привычным движением, не колеблясь ни секунды… Вот тут я и не выдержал, сделал ноги. Если он меня ТАК спасать собрался, то лучше уж я помру неспасённым, только чуть позже. ВОТ И ВСЁ, господа хорошие. Я на все ваши вопросы СТАРАТЕЛЬНО ответил, добавить нечего. Что было потом, вы знаете. Участь невольного свидетеля меня до основания потрясла, я проникся и не спускался в Яму несколько суток, ломало меня, но держался. А тут уж вы подоспели, с вашими картинками и опросом старателей в бараках: видел ли кто эти рожи? И обещанием для подробного разговора насильно вывезти на фиг с поверхности, чтоб лишить соблазна вернуться в Яму. Я как услышал вопрос и увидел картинки, так и понял, что он таки сдержал обещание, и я буду спасён. Вырвусь из ада. Конечно, будь вы тяшками, какими-нибудь жуками, кошками или ящерицами, слова путного от меня не дождались бы, уж поверьте…

– Я верю. Потому сделала так, чтобы ты меня принял за ЗЕМА.

– Чего-о?! Ты кто… что такое?!

– Джо, червяк больше не нужен. Отправь его сравнивать земной ад с небесным.

ЧУТЬ СЛЫШНОЕ «пшшш» БЛАСТЕРНОГО ЛУЧА.

КОРОТКИЙ, оборванный ВСХЛИП.

– Уфф, заткнул пасть! Почти всю ночь размазывал манную кашу по тарелке, понимаешь…

– Я знала, что это доставит тебе наслаждение… Пошли уж, зем, родства не помнящий. Утренняя звезда смерти нам светит, в дальний путь манит. Пора раскочегаривать нашу посудину. Я же ЕМУ обещала, что мы ЕЩЁ ВСТРЕТИМСЯ. Я генерал-эмиссар Легиона «ЗероАй» и, в отличие от этого навозного червя, словами не разбрасываюсь.[2]

ВРЕМЯ и ТОЧКА