СССР и Гоминьдан. Военно-политическое сотрудничество. 1923—1942 гг. - Ирина Владимировна Волкова

Нанкина и контролировали значительную часть страны. На северо-западе в провинции Шаньси действовали войска Янь Сишаня. Его армия насчитывала до 60 тыс. человек. Маршал Чжан Сюэлян унаследовал в 1928 г. от отца Чжан Цзолиня власть в Маньчжурии. После ее оккупации, с 1933 г., он фактически господствовал в провинции Шэньси, губернатором которой был генерал Ян Хучэн. В распоряжении Чжан Сюэляна находилась 150-тысячная армия. В районах, где преобладало мусульманское население – провинциях Ганьсу, Цинхай и Нинся, – руководили так называемые «мусульманские генералы» братья Ма Буфан, Ма Хункуй и Ма Буцин247.

Однако основное противостояние разворачивалось между ГМД и КПК В борьбе за власть обе партии стремились использовать рост национального самосознания и патриотизма, вызванный японской интервенцией.

Программа компартии ставила в качестве основной задачи проведение социальной революции, но с учетом общественных настроений подчиняла ее необходимости борьбы за независимость Китая. Следуя этой логике, уничтожая власть правящих классов, которые были готовы сотрудничать с иностранным империализмом, КПК создавала базу для восстановления и в перспективе интенсивного развития страны.

Сформулированная Гоминьданом программа национального возрождения Китая была направлена на восстановление его территориальной целостности. Ее реализация предполагала несколько этапов: подавление оппозиции, отмену неравноправных договоров и переход к международным отношениям на основе признания равенства и суверенитета Китая, возврат контроля над «исконно китайскими» территориями – Синьцзян, Маньчжурия, Тайвань, Монголия и др.248

Первоочередной задачей Чан Кайши стало уничтожение вооруженных сил КПК и советских районов. Только с декабря 1930 г. по февраль 1933 г. войска ГМД при поддержке местных милитаристов осуществили четыре похода против китайской Красной армии. В результате, как отмечал О. Браун, направленный ИККИ в 1932 г. в Китай в качестве военного советника при ЦК КПК, действия Красной армии преследовали ограниченную цель: «Вырваться из котла, в который превращался Центральный советский район249…»250 В этих условиях в сентябре 1934 г. КПК было принято решение оставить Центральную опорную базу и, прорвав кольцо укреплений врага, выйти в провинцию Сычуань.

С октября 1934 г. по сентябрь 1935 г. китайская Красная армия совершила переход через 12 провинций протяженностью около 10 тыс. км, вошедший в историю как «Великий поход». На стыке провинций Шэньси, Ганьсу и Нинся руководством КПК была создана новая опорная база с административным центром в г. Яньань251. Однако за время похода численность войск 1-го фронта Красной армии, составлявшая на момент выхода из Цзянси около 100 тыс. человек, по прибытии в Шэньси сократилась до 10 тыс.252

Таким образом, в 1932–1935 гг. КПК лишилась большей части своих опорных баз, утратила политические и экономические позиции в Центральном и Восточном Китае. Красная армия в период «Великого похода» понесла огромные потери, что существенно снизило ее боеспособность253. В середине 1930-х гг. компартия не имела сил и политического влияния для консолидации населения на сопротивление агрессии Японии.

В 1933 г. Токио воспользовался противоборством ГМД и КПК, расширив подконтрольные территории за счет захвата Шаньхайгуаня и провинции Жэхэ. 31 мая 1933 г. китайское правительство подписало в Тангу договор, предусматривавший демилитаризацию провинции Хэбэй. Секретное соглашение военного министра Хэ Инциня и командующего японскими войсками в Северном Китае генерала Умедзу от 9 июня 1935 г. фактически передавало эти территории под контроль Токио254.

Укрепление Японии на севере Китая серьезно обеспокоило Кремль. С образованием Маньчжоу-Го и выходом императорской армии к границам СССР угроза японского вторжения на территорию советского Дальнего Востока стала постоянным фактором во внешней политике Москвы. О серьезности замыслов Токио, в частности, говорит резюме беседы посла Японии в СССР Хирота с генерал-майором Харада от 1 июля 1931 г., предоставленное Особым отделом ОГПУ для ознакомления И.В. Сталину. В тексте документа признавалась необходимость перехода к твердой политике по отношению к Советскому Союзу, при готовности в любой момент начать войну. В резюме также отмечалось: «Кардинальная цель этой войны должна заключаться не столько в предохранении Японии от коммунизма, сколько в завладении Советским Дальним Востоком и Восточной Сибирью»255. Высказывание посла явно выходило за рамки частного мнения, но еще не гарантировало неизбежность военного конфликта между СССР и Японией.

В середине 1930-х гг. в состав Квантунской армии входили 6 дивизий, имевших на вооружении более 400 танков, около 1200 орудий и 500 самолетов. Однако для нападения на Советский Союз указанные войска нуждались в создании надежной системы тылового обеспечения. В этих целях за период 1932–1934 гг. в Маньчжурии японцы проложили свыше 1000 км железных дорог и 2000 км шоссейных магистралей. К 1937 г. было создано 43 военных аэродрома и около 100 посадочных площадок256. Строительство военной инфраструктуры отвечало двум возможным сценариям конфликта с СССР. Оно усиливало наступательный потенциал императорской армии на материке, а в случае необходимости позволяло занять жесткую оборону.

Сам факт предстоящего столкновения с СССР в Токио не подвергался сомнению. Неизбежность советско-японской войны, в частности, подчеркивалась в датированном 1932 г. докладе военного атташе Японии в СССР Касахары. В документе также говорилось, что с точки зрения боеспособности РККА для Японии было не выгодно откладывать начало боевых действий257. В том же году император Хирохито одобрил план войны против Советского Союза на 1933 г., разработанный Генштабом. Однако вопрос о сроках начала кампании оставался дискуссионным. В июне 1933 г. на совещании руководства сухопутных сил ряд генералов, в том числе Т. Нагата и X. Тод-зио, высказались за необходимость захвата Китая и расширение за его счет промышленного потенциала империи до нападения на СССР. Военный министр С. Араки настаивал на отсрочке до 1936 г., когда «будут и поводы для войны, и международная поддержка, и основания для успеха»258.

Подготовка Токио к вторжению в СССР не ограничивалась созданием военных объектов в Маньчжоу-Го. Необходимость сбора сведений о мерах, предпринятых Москвой для укрепления обороноспособности дальневосточных рубежей, подталкивала японское командование к активной разведывательной деятельности. Параллельно с этим предпринимались демонстративные провокации, направленные на поиск поводов для эскалации напряженности и создание нестабильной обстановки в приграничных районах.

21 июля 1934 г. три японских самолета-разведчика от г. Хулинь вторглись в воздушное пространство СССР и, сделав два круга над г. Иманом (совр. Дальнереченск), вернулись на свой аэродром259. Главным управлением пограничных и внутренних войск НКВД СССР и Управлением Краснознаменной пограничной и внутренней охраны НКВД Дальневосточного края было зафиксировано, что в течение семи месяцев 1935 г. произошло 24 нарушения границы японскими самолетами, 33 обстрела советской территории с сопредельной стороны, 46 нарушений речной советско-маньчжурской границы судами Маньчжоу-Го260. Расширилась заброска японских разведывательно-диверсионных групп на территорию СССР. К участию в подобных акциях активно привлекались маньчжуры, китайцы, монголы. Особое значение Токио придавал использованию специально подготовленных групп русских эмигрантов, осевших в Маньчжурии в начале 1920-х гг.261

Отмечалась тенденция к учащению вооруженных столкновений. Согласно докладу