Мио-блюз - Кристина Ульсон

Мадлен коротко тряхнула головой:

— Ничего. Просто у меня возникло ощущение, что с этой историей что-то не так.

Принесли напитки. Мадлен большими глотками пила пиво. Мой джин с тоником оказался противным на вкус.

— Обычно я без проблем получаю информацию от полиции, — сказала Мадлен. — На сей раз было иначе. Казалось, предварительное следствие сплошь утыкано большущими красными флажками. Мне пришлось пускаться в дурацкие объяснения, которых во всех других случаях не требовалось.

— Но ты добыла информацию?

— Только половину, как и сказала по телефону. У меня есть имя свидетеля, который видел, как задавили Дженни Вудс. Но нет фотографии Мио.

Мимо нашего столика прошла какая-то женщина. И я вдруг вообразил, будто она мимоходом замедлила шаг. Мы с Мадлен молчали, пока она не исчезла.

— Ну разве не странно, черт побери? — сказал я. — Что нет ни одной фотографии этого ребенка?

— Я не говорю, что фотографий нет, — возразила Мадлен. — Я говорю, что тот, с кем я имела дело, не смог их найти.

— Ты что же, думаешь, кто-то их спрятал? Кто-то в полиции?

Она пожала плечами:

— Я не знаю, что думать. Знаю только, что ты совершенно прав: невероятно, чтобы полиция не имела фотографий мальчика. Это едва ли не первое, о чем они просят в случае пропажи.

Я думал о том, что́ успел узнать. Что Мио похож на меня. Это говорило мне все и ничего.

— А кто свидетель? — спросил я.

Не знаю, почему я считал это важным.

— Женщина по имени Диана Симонссон. Помнишь ее?

— Нет, а должен?

Мадлен подвинула ко мне коричневый конверт:

— Открой.

Я послушно открыл конверт, достал пачку бумаг. Сверху лежала черно-белая фотография молодой блондинки.

— Ну? Узнаёшь?

Я покачал головой. Совершенно незнакомая женщина.

Глянул на бумаги. По всей видимости, судебный приговор. В недоумении я прочитал первую страницу. Речь шла об изнасиловании. При чем оно тут? Изнасилование — жуткая мерзость, хуже некуда. И я редко берусь защищать такого рода подозреваемых. Поскольку чертовски трудно оправдать то, что они совершили. И поскольку у меня никогда нет уверенности, что они этого не совершали. Но бывали исключения. Одно из них лежало передо мной.

Мое собственное имя пылало, словно написанное огнем. Я защищал подозреваемого. А Диана Симонссон была истицей или, проще говоря, жертвой.

Я мгновенно вспомнил все как наяву. Когда вынесли приговор, она закатила истерику. В тот же день явилась в контору и устроила жуткий скандал. Кричала, что я прислужник дьявола и что она никогда не простит мне то, что я сделал. Я сказал, что, если она немедленно не покинет контору, я вызову полицию. А еще сказал, что понимаю, как она разочарована, но вымещать разочарование на мне совершенно неуместно. Решение выносит суд. И у всех есть право на защиту. Даже у подозреваемых в преступлениях сексуального характера. Из конторы она ушла в полном изнеможении. Я подождал, пока за ней закроется дверь. Потом позвонил в полицию и сообщил о ее действиях. И сейчас сказал себе за это спасибо.

— Ты смеешься? Главный свидетель полиции, утверждающий, что Дженни Вудс задавил “порше-911”, — женщина, которая ненавидит меня за то, что я сумел оправдать мужчину, который, по ее словам, ее изнасиловал?

— Примерно так, — сказала Мадлен. — Я удивлялась, почему ты не за решеткой. Полагаю, теперь мы знаем почему.

Но я думал иначе.

— Как велика вероятность, что именно она была именно там и именно тогда?

— Очевидно, достаточно велика, — сказала Мадлен.

— Да ничего подобного! — Я отодвинул приговор. — Та же больная голова, что спланировала убийства Бобби и Дженни, заранее обеспечила себе так называемого свидетеля на одно из убийств.

— Ты не веришь, что она была там?

— Нисколько.

— Кто-то упросил ее лжесвидетельствовать?

— Да. Иначе почему она указала только марку автомобиля? Наверняка ведь могла бы узнать и меня.

— Значит, лжесвидетель. Мартин, как часто такое бывает на самом деле?

— Какая разница. Главное, это происходит именно сейчас.

Мадлен отпила еще глоток пива. Пока мы сидели в баре, уровень шума постоянно возрастал. Кто-то принялся метать дартс. Острые стрелки вонзались в мишень на стене. Рядом пахну́ло потом из-под мышек, я невольно поморщился.

— Зачем понадобился свидетель? — спросила Мадлен. — Разве не было технических доказательств?

— Нет, — ответил я. — Ничто не связывало меня и автомобиль с местами преступлений. Хотя… на капоте “порше” была, а может, и есть вмятина, которую я не могу объяснить. Не знаю только, что́ она доказывает.

— Значит, по-твоему, водитель останавливал машину, выходил и осматривал своих жертв? — сказала Мадлен. — А потом вызвонил свидетеля, чтобы усилить доказательную базу?

— Возможно. Но, пожалуй, свидетель все же с самого начала входил в его расчеты. Если бы удалось более-менее убедительно показать, что первую жертву сбил мой автомобиль, то связать его со второй жертвой не составило бы труда.

В мишень вонзилось еще несколько дартс. Мадлен смотрела на мужчин, которые их бросали.

— Кто еще, кроме Люси, имеет доступ к твоему “порше”? — спросила она.

Я открыл рот и снова закрыл.

— Люси? Извини, ты что, думаешь, тут замешана Люси? — При мысли об этом сердце у меня замерло. — Кроме того, я бы не сказал, что она “имеет доступ” к моей машине. Доступ имею только я один. У Люси нет собственных ключей от “порше” и никогда не будет.

Мадлен избегала смотреть мне в глаза.

— Это наверняка был кто-то, кто мог взять твою машину, Мартин. А доступа к ней не имел никто, кроме тебя. И Люси, потому что она очень близкий тебе человек. Она ведь вполне могла взять ключи в тот вечер, когда ты находился в больнице?

Я покачал головой.

— Ты так говоришь, будто само собой разумеется, что в ту ночь воспользовались именно моим “порше”. Но, как мы установили, доказательств этому нет. Никаких.

— Это как посмотреть, — сказала Мадлен. — Ты отметаешь свидетеля. А вот я все же сомневаюсь. Я проверила реестр автомобилей. Угадай, сколько “порше” такой модели и цвета в Стокгольме? Три. Полиция говорила с владельцами и исключила из расследования как их самих, так и их автомобили. Я сама видела кой-какие предварительные материалы. Сумела получить выдержки заодно с другими документами. Дверь твоего гаража не повреждена, взлома не было. Машину тоже не вскрывали. Ты не хуже меня знаешь, что невозможно сесть в машину и тем более завести ее без ключа, не оставив следов. И если машина была твоя, Мартин, придется признать, что преступление совершил кто-то из твоего ближайшего окружения.