Двое. После - Алайна Салах

— Решил намокнуть с тобой, — звучит одновременно со звуком распахивающейся занавески. 

Антон не дает мне возможности ни отступить, ни отшутиться — обнимает сзади, плотно прижимаясь эрекцией. 

— Презерватив взял, не волнуйся.

Внутренний протест ярко вспыхивает, но спустя секунды заглушается голосом совести. Это состояние пройдет, когда наша последняя встреча с Булатом забудется. Мне нужно быть мудрее, не позволять прошлому себя засасывать. Антон не заслужил.

Я разрешаю ему целовать шею, позволяю в себя войти. Ужасно, что при этом не чувствую абсолютно ничего, словно подвергаюсь обязательной медицинской манипуляции. Разглядываю швы посеревшей затирки между плит, кусаю губу, чтобы задержать шум нагнетаемых вдохов. Это так неправильно. Так неправильно.

Я слабовольно прикрываю глаза. Ругаю себя и вновь открываю. Нельзя. Антон шумно дышит мне в плечо, скользит рукой по груди. Закрываю снова. Лицо Булата появляется передо мной. Он тянет зубами мою губу, его щетина царапает мне подбородок. «Нельзя», — сдавленно шепчет внутренний голос, но я больше его не слушаю и позволяю себе предавать Антона и дальше. Жадно отвечаю на поцелуй, развожу ноги, откидываю голову назад, подставляя шею под жесткость его ладони. 

Булат двигается быстрее, тянет за волосы, рассыпая по телу волны любимого жара. Я купаюсь в них, хрипло стону. Мне хорошо, так хорошо. 

— Тяни еще. Сильнее. 

Моя развязка настолько сильна, что пульсация передается даже лицу. Я сдавливаюсь щекой в мокрый кафель, моргаю, быстро и тяжело дышу. 

— Я не переборщил с волосами? — хрипло спрашивает Антон. — Ты просила сильнее.

Во второй раз за утро реальность стыдит меня, заставляет чувствовать себя худшим человеком на земле. Обманывать в мыслях — ничем не лучше, чем лгать в лицо. 

— Все нормально, — бормочу я, обнимая себя руками. — Выйдешь, ладно? Мне нужно голову помыть.

«Так нельзя. Так нельзя. Так нельзя». Эта фраза подобно сверлу забуривается в сознание по пути в университет. Все происходит сейчас, абсолютно неправильно: мои возобновившиеся мысли о нем, эти сны, нежелание близости с Антоном и вопиющая замена в постели. Но что с этим делать, не имею ни малейшего понятия, ведь глобально между мной и Антоном ничего не изменилось. Проблема заключается с сравнении. Мое «После» с разгромным счетом проигрывает «До». Всего-то потребовалось получить напоминание. 

Антон нравится мне как мужчина, и я по-прежнему считаю его замечательным человеком, но Булатом он никогда не станет. И другие не станут — сейчас я в этом уверена. Так что мне делать? Неужели остаток жизни я обречена на сравнение?

Последняя лекция проходит словно в тумане. Созревшее решение меня пугает, заставляет ежится и ерзать на стуле. Мне невыносимо делать людям больно, тем более тем, кто мне настолько дорог. Антоном я очень дорожу. Легко ли это далось Булату? Не знаю. Он во много раз сильнее меня.

Я думаю о предстоящем разговоре всю обратную дорогу домой. Проматываю в голове намеченный монолог, пробую на вкус каждую фразу, оценивая, не резко ли она звучит. Морщусь, непроизвольно жмурюсь. «Антон, давай попробуем какое-то время побыть врозь». Киношная цитата — другой я не придумала, как не пыталась. Мне нужно время, свободное от лжи. Время, чтобы освободиться и снова стать честной. 

Сказать «Нам лучше расстаться» — страшно, я не готова. Мне потребовалось много времени, чтобы допустить Антона в свое одиночество, и на второй такой подвиг я не скоро решусь. Я эгоистично хочу оставить себе и нам шанс. 

Мне не требуется звонить Антону — он набирает мне сам и говорит, что хочет приехать. Как-то он признался, что в моей квартире ему лучше спится. 

— Я буду дома в течение получаса, — говорю я, с удовлетворением отмечая, что голос звучит уверенно и твердо. 

На деле, это лишь иллюзия, потому что я в ужасе. Сегодня я по собственной воле сделаю ему больно. 

— Я вина прихвачу, котенок? — бодро продолжает Антон. — Проведем пятницу дома как образцовая семейная пара. Кир звал в «Самолет», но я с тусами стопанулся. Реально меня понесло не в ту степь. 

Спустя час Антон приезжает ко мне. В одной руке держит бутылку вина и бумажный пакет с логотипом сыроварни, в другой — букет кровавых роз, источающих свой эксклюзивный аромат даже через порог. На лице — улыбка с оттенком вины. 

— Знаю, что ты злилась за коктейль и за покер. Я долбоеб. Нужно было раньше извиниться. 

Он обнимает меня рукой, в которой держит цветы, прижимается губами ко лбу. Один из шипов вонзается мне в поясницу, но я едва ли это чувствую. Сердце мучительно сжимается, подсказывая верный ответ. Я не могу с ним так поступить. 

— Весы стоят на подоконнике. На один прием нужно сто грамм. — Я придаю лицу выражение особой серьезности, чтобы Антон понял, что я не шучу: — Ни при каких обстоятельствах не ведись на жалобные глаза этого разбойника. Банди сделает все, чтобы выпросить вкусняшку, а ему нельзя. Ветеринар сказала, что он потолстел, а в будущем это грозит проблемами с суставами и печенью.

Антон с насмешливой улыбкой кладет руки мне на плечи и касается губами кончика носа. 

— Спокойно, мамочка. Мы с барбосом справимся. Удачи тебе на экзамене.

Вчера мы с Антоном до часу ночи смотрели фильм, и я жутко проспала. Покормить и выгулять Банди я не успевала, а потому было решено, что это сделает Антон перед работой. Мне же сегодня предстоит сдать последний экзамен, а после на пару часов подменить Инну, напарницу. У ее трехлетней дочки несколько дней держится температура, и она везет ее к педиатру.

Едва я захожу в вагон метро, приходит сообщение от Антона:

«Банди отказывается надевать ошейник. Что делать?»

Я обнимаю рукой поручень и быстро печатаю:

«Это потому что он привык гулять со мной. Почеши его за ухом и надень. Он просто капризничает».

Дзинь.

«Он убегает от меня на кухню и прячется под стол. Может, ему лучше остаться дома?»

Вагон резко тормозит, и мне едва удается удержаться на ногах, чтобы не налететь на парнишку с дредами, стоящего по соседству. 

Пальцы барабанят по экрану так агрессивно, что рискуют оставить вмятины:

«Ему нужно сходить с туалет, иначе он сделает свои дела прямо посреди прихожей, и мне придется сутки проветривать квартиру».

Ответ не приходит в течение минуты, и, решив, что проблема с выгулом Банди решилась, я убираю телефон в сумку. Раздражение — мой частый спутник за последнюю неделю. Я старательно анализирую его причины в попытке навсегда искоренить, убеждаю себя том, что этому токсичному чувству не место в моей жизни, но тем не менее, продолжаю его испытывать. 

Все свободное от работы и учебы время я провожу с Антоном, напрочь лишившись возможности побыть с собой наедине. Если раньше он мог встретиться с друзьями или остаться ночевать у родителей, то сейчас их общение ограничивается лишь телефонными беседами. От любых приглашений он отказывается, сославшись на то, что проводит время со мной. В один из таких разговоров мне даже стало неловко, когда Антон в шутку сказал Стасу: мол, Тая никуда меня не отпускает. Что значит не отпускаю? Я бы никогда такого не сделала.