Лазурные берега - Сара Ларк

Нора растерла цветок орхидеи между пальцами.

— А на Эспаньоле она будет в безопасности? — спросила женщина охрипшим голосом. — Разве ее… история не будет там обсуждаться? Ты хочешь утаить ее прошлое от Виктора?

Дуг покачал головой.

— Сан-Доминго — это французская территория, — ответил он.

Нора громко вздохнула:

— Ну и что? Разве французы не держат рабов? Или они обращаются с ними более гуманно? Что-то я ничего не слышала по этому поводу…

— Это не так, — ответил Дуг. — Конечно же, они держат рабов. И иногда условия там бывают даже хуже, чем здесь. Однако…

— Однако? — спросила Нора и выжидающе посмотрела на мужа.

Дуг продолжал:

— Французы — паписты, как ты, наверное, знаешь…

Нора засмеялась:

— У проповедника не было более срочных дел, чем указать мне на это сегодня утром после богослужения. Только… какое это имеет отношение к рабовладению?

Дуг пожал плечами.

— Так вот, у папистов другое отношение к… хм… бессмертной душе раба. Это звучит почти комично. На Ямайке мы имеем проблему, которая заключается в том, что хотя рабам постоянно читают христианские проповеди, однако же священники всячески изворачиваются, прежде чем окрестить хотя бы одного из них. И между рабами не заключают христианских браков.

— Конечно нет, — насмешливо сказала Нора. — Иначе баккра вынуждены будут придерживаться заповеди: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает»[6].

Лицо Дуга исказила недовольная гримаса.

— Вот именно. Иначе невозможно было бы разлучать черные пары и продавать супругов по отдельности. Но паписты смотрят на это иначе. Они ставят свою религию выше других. «Code Nuar»[7] — это их устав, который определяет обхождение с рабами. Он восходит ко временам Людовика Четырнадцатого. Там, например, написано, что все рабы должны быть крещены и, если на то есть согласие их владельцев, могут заключать церковные браки. Брак — это святое, муж и жена остаются вместе, даже детей нельзя отрывать от них, пока они не выросли или по крайней мере не стали половозрелыми. А сейчас самое важное, Нора! Этот закон разрешает заключать браки между белыми и черными. И в тот момент, когда белый мужчина женится на черной женщине, она становится свободной — и их дети тоже. Дети белых женщин и черных мужчин per se[8] тоже свободны! Так что Деирдре сможет выбросить свою грамоту о даровании свободы. На Сан-Доминго перед лицом закона она будет свободной гражданкой, как и любая другая — даже если случится так, что ее история станет всем известна. Не посвятить в это Виктора было бы, разумеется, непростительно. Особенно учитывая вероятность того, что их с Деирдре дети могут быть намного темнее.

«Причем он ведь сам темноволосый…» — подумала Нора и снова невольно вспомнила о любви своей юности Саймоне.

— Ты, наверное, прав, Дуг… Что будем делать завтра? Поедем на бал к Кинсли?

Стратегия Норы, вознамерившейся во что бы то ни стало добиться для дочери общественного признания, уже дала свои плоды. В вечер дебюта Деирдре Фортнэмы получили приглашение от леди Кинсли. Та с кислым видом сообщила им, что они будут желанными гостями на балу в честь окончания лета, который должен был состояться в следующую субботу. Приглашение поступило довольно поздно — очевидно, Кинсли сначала не собирались приглашать Деирдре.

Дуг пожал плечами:

— Мы, конечно же, поедем туда и возьмем с собой доктора Дюфрена — и, наверное, осчастливим этим лорда и леди Кинсли… в отличие от их франтоватого сына.

Было очевидно, что Квентин Кинсли настоял на приглашении предмета своих мечтаний. Этот молодой мужчина в последние дни проявлял очень большой интерес к Каскарилла Гарденс. Он уже трижды после бала появлялся на плантации, постоянно под каким-нибудь благовидным предлогом, и проявлял невиданную решимость держаться за бокал ромового пунша до тех пор, пока не увидит Деирдре. При этом сама она явно старалась избегать его. Деирдре лишь тогда обменивалась с ним парой слов, когда этого было абсолютно невозможно избежать. Таким образом, Норе приходилось развлекать гостя, что ей порядком действовало на нервы.

Лорд и леди Кинсли не одобряли ухаживаний Квентина за красивой, но абсолютно «неподходящей» дочерью соседей. Дуг знал, что они уже присмотрели для него невесту из Кингстона. Супруги Кинсли определенно будут рады, если Деирдре привезет с собой на бал кавалера.

Нора засмеялась.

— И с этой точки зрения Виктор Дюфрен является подарком небес, — заметила она. — Но посмотри-ка, вот они как раз подъезжают…

Она показала на ворота, которые Виктор вежливо открывал перед Деирдре. Волосы девушки растрепались после скачки. Локоны рассыпались по спине, а шляпу она, наверное, где-то потеряла. Щеки Деирдре порозовели от солнца и ветра, а глаза сияли почти так же, как и глаза ее спутника.

Лицо Виктора Дюфрена за это время утратило легкую бледность, причиной которой, конечно же, было многочасовое сидение в учебных комнатах Парижа и Лондона. Его кожа загорела, а волосы были такими же растрепанными, как и у Деирдре. Длинные темные локоны обрамляли его лицо. Они выбились из чехла для косички, который он постоянно носил на голове. Этот человек явно не тратил времени на то, чтобы заплетать свои волосы, — и, казалось, не утруждал этим ни одного из своих слуг.

— Папа! — Деирдре подбежала к отцу, которого не видела три дня, и крепко обняла его. — Как прекрасно, что ты снова здесь и застал Виктора! Он, собственно, уже сегодня хотел уехать в Кингстон, но… Может быть, вы еще останетесь, Виктор? До завтра? Или еще лучше — до воскресенья, тогда мы могли бы вместе с вами поехать в субботу на бал к Кинсли. Пожалуйста, иначе я там умру от скуки!

Девушка посмотрела на Виктора Дюфрена сияющими глазами, а затем с видом мальчика-шалуна перевела взгляд на отца.

— Тогда ты смог бы подольше поупражняться во французском языке. Papá, il faut certainement que tu fasses encore des exercises![9]

Дуг шутливо погрозил приемной дочери пальцем:

— Будьте осторожны, когда говорите такое, мадемуазель. Мне-то уж точно дополнительных занятий не требуется. И если месье Дюфрен и я будем разговаривать бегло, ты не поймешь ни слова!

Дуг также представлял интересы клиентов, говорящих на французском языке, и, конечно, у него было больше навыков в общении с ними, чем у Норы, которая уже двадцать лет не говорила по-французски, и у Деирдре, чьи знания языка ограничивались материалом из учебника. Но в настоящий момент она, казалось, делала большие успехи, потому что последнюю фразу произнесла уже довольно уверенно.

— Однако мы, конечно, сердечно приглашаем вас отужинать с нами, доктор Дюфрен, — добавил Дуг. — И не важно, на каком языке мы будем вести застольные беседы. Я с большим удовольствием поговорил бы с вами подольше.

— С радостью принимаю ваше приглашение, месье Фортнэм, — вежливо ответил Виктор. — Уже ради того, чтобы подольше насладиться обществом вашей прекрасной дочери. Однако… мне надо бы немного освежиться.