Танкистка - Александр Айзенберг

А в лагере мы разбирались с окруженцами. Довелось мне почитать книги, как современных авторов, так и старых, и в общих чертах я знал, на чем опытные особисты ловили немецких агентов.

Прежде всего, конечно, внешний вид и запах. Ну не может человек, который летом уже несколько дней пробирается лесом к своим, пахнуть свежим мылом и быть гладко выбритым. Ну и конечно, пресловутая скрепка.

Такой был только один, оказался штатным сотрудником абвера, а вот «вонючек» нашли троих – тех, кто и слишком хорошо пах, и был слишком чистеньким для почти недельного блуждания по лесам. Всех четверых после допроса расстреляли. Неподалеку от места стоянки была достаточно глубокая балка, вот там их и расстреляли, благо весь звук вверх ушел, да еще деревья. Так что вряд ли кто услышал, а если и услышал, то не понял, откуда пришел звук выстрелов.

Пригнав технику, сначала быстро разобрались с освобожденными пленными, так, для проформы: и так было ясно, что крыс среди них нет. Потом обиходили всю технику (тут нам помогли освобожденные) и двинулись дальше, так как оставаться здесь не имело никакого смысла. Мы, конечно, старались двигаться исключительно лесными дорогами, но все же пришлось выйти хоть и не на главную, но на достаточно оживленную дорогу. И тут увидели такое…

Видимо, наш санитарный обоз, который тоже вместе со всеми попал в окружение, решил, как и мы, пересечь тут дорогу и попался на глаза немцам. Те просто раздавили телеги с нашими ранеными своими танками. Мы стояли и смотрели на все это, бойцы разбежались, осматривая это побоище.

И тут раздался жуткий крик:

– Не-е-ет!..

Кричал лейтенант Буров, командир противотанкистов. Он стоял на коленях и баюкал у себя на груди мертвую медсестру вернее ее верхнюю часть, так как низа ее тела просто не было. Видимо, по ней проехался не один немецкий танк, так как вместо низа был только кровавый блин на дороге. Как позже я узнал, Буров еще до войны крутил с этой медсестричкой шуры-муры, дело медленно шло к свадьбе, и тут такое дело. Да, никому бы не пожелал такого. А сколько еще будет таких случаев? Так что счет к немцам будет только расти.

Тут чуть в стороне, в неглубокой канаве раздалось:

– Братцы, помогите!

Несколько бойцов тут же бросились туда, один навел на подозрительное место свою СВТ, а двое, отбросив тело погибшего возничего, вытащили из канавы еще одно тело.

Игнатий Прохоров

Я ничего не умел делать, кроме как служить в армии. Начинал еще в империалистическую, в шестнадцатом году. Тогда совсем зеленым салажонком попал в армию. После революции и нескольких кульбитов попал в Первую конную, к Буденному, там и служил, пока не стало тяжело в строевых войсках. На гражданке мне делать было нечего, поэтому я и не мыслил себе жизни без службы. Но ведь в армии нужны не только годные к строевой, вот я, как лошадник и старый кавалерист, в итоге и стал ездовым в медсанбате. Грузовиков не хватало, и в армии еще вовсю использовали лошадей с телегами и подводами.

Война застала всех врасплох. Не прошло и недели, как наш медсанбат оказался в окружении.

Пытаясь выйти к своим, мы шли малоезжеными лесными дорогами, но настал момент, когда нам пришлось пересечь более крупную дорогу, причем не просто пересечь ее, а пройти по ней пару километров, прежде чем можно будет снова уйти на лесные дороги. Вначале все было хорошо, немцев не было, вот мы и вышли на эту дорогу и как можно быстрей двинулись по ней к нужному нам перекрестку. Когда до съезда оставалось всего полкилометра, позади нас из-за крутого поворота, который в этом месте делала дорога, появились немцы.

Прохоров не знал, что именно за часть это была, но главное, в ней были танки, экипажи которых, заметив беззащитную жертву в виде медсанбата, рванули вперед, прямо по телегам с ранеными, давя их одну за другой. С треском раздавливаемых телег и противным хлюпаньем живой плоти немецкие танки быстро нагоняли его подводу. Прохоров изо всех сил нахлестывал лошадь, пытаясь успеть доехать до повертки, где он мог, наконец, покинуть ставшую в мгновение ока такой смертельно опасной дорогу, но не успел.

Когда головной немецкий танк уже наезжал на его подводу, Прохоров, поняв, что ничего больше не сможет сделать, спрыгнул с нее и попытался убежать в лес. Прямо за ним последовал легкораненый боец, который был ранен в руку и сидел рядом. Но именно в этот момент из догонявшего их танка раздалась пулеметная очередь, и пули, пробив тело раненого бойца, достали и Игнатия. Одна из них попала ему в руку, пробив ее насквозь, а тело бойца, ускоренное импульсом попавших в него пуль, навалилось на Прохорова, и они оба упали в неглубокую придорожную канаву, причем боец упал сверху, накрыв собой возницу.

При этом Игнатий не видел, как оборвавшая постромки лошадь с диким ржанием убежала в сторону. Поняв, что любая попытка встать приведет его только к смерти, Прохоров остался лежать неподвижно, накрытый сверху телом погибшего бойца. Он слышал, как по остаткам медсанбата проезжали немецкие танки, слышал тошнотворное хлюпанье, когда тяжелые боевые машины давили хрупкие человеческие тела, слышал и ничего не мог поделать. Наконец, немецкая колонна прошла, а он так и продолжал лежать, не находя в себе сил подняться. Он не знал, сколько времени так пролежал, пока снова не послышался звук моторов, только на этот раз подошедшая колонна не стала проезжать по остаткам раздавленных тел и повозок.

Колонна встала, и послышались голоса, а потом крик, полный смертельной боли: «Не-е-ет!» Только тогда Прохоров понял, что говорят на русском, и решил подать голос. Он крикнул: «Братцы, помогите!» – но из его горла раздался только негромкий хрип. Сглотнув, он крикнул снова, и в этот раз у него получилось, его услышали. Раздались приближающиеся к нему шаги, затем с него сначала сдернули тело погибшего бойца, а потом подхватили и его самого.

Оглядевшись, когда его подняли, он увидел небольшую колонну. Сбоку от дороги стояли с десяток танков, причем громады двух КВ внушали трепет, а кроме них были и бронеавтомобили, и грузовики, и даже трофейный бронетранспортер, а вокруг сновали красноармейцы. Прохорова подвели к начальству. Им оказался молодой старший лейтенант и, что его удивило большего всего, молодая и красивая девушка в танкистском комбинезоне.

Расспросы не заняли много времени, а потом девушка его спросила:

– Когда произошла трагедия?

– Да, наверное, сразу после двенадцати.

– Сейчас у нас начало третьего, значит, уже прошло около двух часов. Судя по карте, крупных населенных пунктов тут нет, и основных дорог тоже, так что если кого и встретим, то вряд ли какую-нибудь крупную часть противника. Тут было не больше батальона, а то и меньше, и, скорее всего, они или уже встали на дневной отдых, или вот-вот встанут. Я за преследование, спускать такое нельзя.

Немного подумав, старший лейтенант согласился с ней, и колонна резво двинулась вперед в надежде нагнать немцев.

И их действительно нагнали…

Это оказался моторизованный батальон: почти два десятка танков, сорок бронетранспортеров и три десятка грузовиков. Они остановились на берегу живописного озера, причем танки стояли прямо в воде. По-видимому, немцы загнали их туда, чтобы отмыть от крови и останков тел. Когда давишь гусеницами живую плоть, то кровь и мясо по-любому попадут на боевую машину, а при такой жаре уже спустя пару часов танк начнет пахнуть тухлятиной, причем чем дальше, тем сильней. Вот немцы и загнали танки, которыми давили наших раненых, в озеро, чтобы там отмыть. А пока суть да дело, можно и самим поплескаться в воде, правда в сторонке, там, где чисто, тем более обед, а это святое. Как говорится, война войной, а обед по расписанию.