Меня хранит твоя любовь - Джеки Браун

— Тебе приятно? — спросил он, дыша ей в шею. Его ладони замерли у ее маленькой, идеальной формы груди.

Рози не представилось шанса ответить. Дверь распахнулась, впустив Марни.

— Есть кто живой? — выкрикнула она, огибая угол кухни.

Мейсон виновато выдернул руки из-под рубашки Рози.

— Ой, мама, — только и произнесла Марни.

Мейсон не выпускал Рози из объятий, хотя и видел, как ее лицо постепенно загорается ярким румянцем.

Донельзя довольная улыбка Марни показывала, что она откровенно наслаждается ситуацией.

— Похоже, я немного не вовремя, — сказала Марни. Ее взгляд обежал комнату, особо отметив полупустые бокалы вина и брошенные как попало свитера, чтобы затем вернуться к лицу Мейсона.

— Да, и хорошо бы, чтобы в следующий раз ты вначале позвонила, — сердито пробурчал Мейсон.

Тут появился муж Марни.

— Мейсон, старина, извини. Пошли, Марни. Зайдем в другой раз.

Он направился к двери, но Марни перехватила его на полпути и втянула обратно в кухню.

— Мы уже здесь, а момент все равно упущен. Верно, Мейсон? — В улыбке сквозило нескрываемое ехидство. — Мы прекрасно можем остаться и сказать, зачем пришли.

Мейсон тяжело вздохнул, пытаясь собрать остатки терпения.

— Неужели с ней ничего нельзя поделать? — спросил он Хэла.

Тот лишь отрицательно мотнул головой и улыбнулся:

— Ты знаешь свою сестру.

Знает отлично. И расквитается с ней потом. Но в одном она права. Момент упущен и канул в Лету, пусть даже сам он остыл не вполне. На самом деле Мейсон не сомневался, что если сейчас отпустит Рози от себя, то его возбужденное состояние немедленно станет очевидным для непрошеных гостей.

— Может, вы дадите нам несколько минут и подождете в гостиной? — процедил он сквозь сжатые зубы.

Когда они вышли из кухни, Мейсон запечатлел на лбу Рози поцелуй и тяжело вздохнул.

— Извини.

— Твоя сестра знает, когда прийти, — сказала та.

— Может, оно и к лучшему, — ответил Мейсон. — Мы потеряли голову.

— На самом деле мне казалось, что потеряли мы только верхнюю одежду, — фыркнула она, наклоняясь поднять валяющиеся на полу свитера. Протянула один ему, другой взяла себе.

— Ты мне действительно нравишься, Рози.

Она улыбнулась ему, но никогда еще он не видел ее такой печальной.

— Хотя дальше следует «но»?

— Боюсь, что так. Ты очень меня привлекаешь. Было бы глупо отрицать после случившегося между нами. Но с другой стороны, в твоей жизни… многое не определено. Мне бы не хотелось пользоваться ситуацией. Я просто подумал, что это… — он сделал рукой жест, призванный обозначить «это», которое он и сам не мог точно определить, — сильно осложнило бы жизнь каждому из нас, если ты… намереваешься уехать.

— Я так и собиралась поступить, — согласилась Роз.

— Я все слишком усложняю, да? Мне просто хотелось быть джентльменом.

Он и был джентльменом, идеальным джентльменом. И все равно Роз ощущала себя обиженной, отвергнутой. После того, как ее оставила родная мать, выбросила вон семья усыновителей, вышвырнули на улицу из приюта, где она выросла, что еще могло зацепить ее душу? Но, пусть истерзанное, сердце девушки никогда еще не получало ударов от мужчины.

— Кстати, к сведению, я не прыгаю в постель с кем попало при любом удобном случае. Хотя после недавних событий такое заявление может показаться сомнительным.

— Я тоже не из таких, Рози. Мы оба не приветствуем случайных связей, поэтому я и думаю, что лучше отступить чуть назад, разобраться, что к чему.

— Разобраться, — медленно повторила она.

— Я хочу сказать…

— Я поняла, что ты хочешь сказать, Мейсон, — отрезала она.

Такие, как Мейсон, никогда не удостаивали ее вниманием. Наверняка и сам Мейсон до того не смотрел на таких, как она — полуобразованное ничтожество, не знающее даже своего настоящего имени и даты рождения.

Роз взяла свой бокал и одним глотком выпила его до дна, сожалея, что не нашлось чего-нибудь покрепче. Забродивший виноградный сок не годился, чтобы унять мучительную боль. Стискивая тонкую ножку между пальцев, она притворилась, что поглощена изучением опустевшей посуды.

— Извини за нескромность, но как давно у тебя не было… физических контактов с противоположным полом?

— Причем тут секс?

— Как давно? — настойчиво переспросила она.

— Год.

— Ага. С женщиной, за которую тебе влепили пулю. Понятно, почему ты теперь ото всех шарахаешься. — Упрек несправедливый, но инстинкт самосохранения редко бывает справедливым. — А без секса так долго тяжело. Видимо, потому я и показалась тебе такой соблазнительной.

В его обыкновенно спокойных глазах мелькнула настоящая злость.

— Воздержание не при чем. То, что происходит между нами, выше гормонов.

— Мейсон, Рози, вы идете? — позвала из соседней комнаты Марни.

Мейсон закрыл глаза. Роз показалось, что он взывает к небу о терпении. Она сознавала, что и сама вот-вот сорвется.

— Пошли узнаем, что Марни не терпится нам объявить, — сказала она.

— С нашим делом не закончено, просто отложим на потом.

Старые инстинкты выживания немедля сработали. Отвергнуть, прежде чем отвергнут тебя.

— Никакого «нашего дела» нет, Мейсон. Оба отлично знали, что это ложь.

Своими неловкими словами Мейсон ранил чувства Рози — теперь он доподлинно это знал. И еще, ему стало ясно, что, предлагая не торопиться предпринимать поспешные шаги, он стремится оградить от беды сердце, принадлежащее отнюдь не Рози.

Свое собственное сердце.

Марни и Хэл сидели рядышком на кушетке. Рози что-то пристально рассматривала в одном из высоких узких окон, глядящих на озеро.

— Итак, что такого срочного ты хотела мне сообщить, из-за чего понадобилось вламываться сюда в воскресенье днем? — спросил Мейсон, заходя в комнату.

Марни одарила его обезоруживающей улыбкой, как две капли воды похожей на улыбку ее мужа.

— У нас будет ребенок! — Объявив новость, Марни поцеловала мужа, затем подскочила и дружески пихнула Мейсона в бок. — Мы хотели, чтобы ты узнал первым.

— Ох, Марни! — Он крепко обнял ее, поцеловал в щечку и добавил: — Не думай, что легко отделалась. Все равно тебе придется заплатить за то, что ворвалась сюда непрошеной или, по крайней мере, не постучала.

— Я тоже тебя люблю, — отозвалась она.

Роз наблюдала всю сцену с удивлением, отмечая светящееся радостью лицо Марни, возбуждение Хэла и счастье Мейсона. Ребенок приходит в мир, нетерпеливо ожидаемый всей семьей. Его уже любят, готовятся холить и лелеять. Именно так и должно быть, наверное. Но ей казалось, что слишком уж все хорошо, чтобы быть правдой.