Жизнь переходит в память. Художник о художниках - Борис Асафович Мессерер

искусстве мы ассоциировали с идеей свободного рисования с натуры, как нам представлялось правильным, без всякой цензуры со стороны редакторов. Мы понимали, что для изменений в жизни нужны время и перемена обстановки. Мы сделали пробный выезд вместе с Мариком Клячко в село Ферапонтово, где хотели сформировать художественное представление о творчестве интересного нам тогда художника Дионисия. А в следующий раз там мы встретились с ленинградскими художниками Гагой Ковенчуком и Мишей Беломлинским, приехавшими примерно с теми же целями.

Затем мы надумали поехать в Ленинград и сделать там серию городских пейзажей в своем стиле. Идея эта постепенно укрепилась в сознании. Мы заручились рекомендательным письмом к директору гостиницы «Европейская», чтобы получить номер. После долгих и тщательных сборов мы отправились в путь на Лёвиной «Волге». Доехав без приключений, в гостинице мы вручили администратору рекомендательное письмо и стали ждать ответа. Через двадцать минут он сообщил, что свободных мест нет, но в виде доброжелательного исключения нам готовы предоставить возможность занять номер в бельэтаже по очень высокой (по тем временам) цене. Дело в том, что ожидаемый мэр города Гавра, которого предполагалось поселить в этом номере, не приехал. В письме, привезенном нами, речь шла о комнате за 2 рубля 50 копеек в сутки, а номер в бельэтаже стоил 7 рублей 50 копеек. Такая цена могла погубить все мероприятие.

Тем не менее мы решились на большие траты и поселились в так называемом охотничьем номере. В виде животных были выполнены многие предметы интерьера, например пепельницы, изображавшие сценки животного мира и охоты, чернильницы, выключатели, люстры, вешалки. Бронзовые статуи медведей служили торшерами, а настольными лампами были кенгуру и жирафы. На полу лежали шкуры медведей, зебр и коров. Видимо, все эти предметы были свезены из разных мест и теперь поражали воображение своим единением. Кроме того, впечатляли и размеры номера.

Решившись на проживание в таком необычном месте, мы спешили поделиться радостью с ленинградскими друзьями и приглашали их в гости по столь знакомому для всех адресу гостиницы в самом центре города. Они откликались сначала робко, потом всё более активно. Встречи эти происходили, конечно, по вечерам.

Мы установили четкое расписание дня. Утром довольно торжественно завтракали в буфете гостиницы. После завтрака на «Волге» ехали в ЛОСХ (Ленинградское отделение Союза художников), выходящий одним фасадом на улицу Герцена, бывшую Большую Морскую (какое счастье, что я дожил до возвращения прежнего названия!), а другим — на канал Грибоедова (бывший Екатерининский). Рабочий вход был со стороны канала. Там оставляли машину и поднимались по круглой лестнице в свою (!) мастерскую. Дело в том, что мы продумали нашу поездку в деталях, поэтому заранее обратились к заместителю председателя правления ЛОСХа Исааку Копеляну, брату артиста Ефима Копеляна, которого я хорошо знал, и попросили предоставить нам пустующую мастерскую. Там хранились наши доски для рисования, мольберты, бумага большого размера и прочие принадлежности. В мастерской мы с Лёвой переодевались в рабочую одежду и выезжали на пленэр.

Мы ездили по Петербургу и высматривали подходящие точки для рисования. Найдя такую точку, выгружали оборудование и делали рисунки большого формата на бумаге в надежде позже их доработать, превратив в выставочные листы. Район поисков был ограничен центром города, включая Мойку, поэтому наш основной питерский друг и гид того периода Толя Найман легко находил нас и терпеливо ждал окончания сеанса, перебрасываясь с нами шутками и замечаниями. Его внимание к нашей работе было трогательным и стимулировало к продолжению творческого процесса. Рисовали мы подолгу, стараясь захватить все светлое время дня, а завершив работу, ехали в мастерскую, оставляли там художественное оборудование, переодевались и в чистом виде возвращались в гостиницу — обедать. После короткого отдыха мы уже не трудились, а, созваниваясь с друзьями, думали о вечерней программе.

Мы совпадали с Лёвой в способе проживания жизни. Могли философствовать, сидя в ресторане, заказывая скромную еду (например, Лёвин любимый бефстроганов) без напитков в дневное время, а вечером вести себя уже более свободно и выпивать пару рюмок для поддержания хорошего настроения.

Общение с друзьями было важной частью нашей жизни, его интенсивность объяснялась во многом избытком сил и открытостью. Это был в некотором роде способ самовыражения. Мы мыслили себя экстерриториальными людьми, не зависящими от того, в каком месте Земли находимся. Мы звонили нашим ленинградским друзьям и приглашали их в гости, желая почувствовать себя в другом городе как дома. Вечерами к нам стекалось множество знакомых: поэты Анатолий Найман и Евгений Рейн, художники Гага Ковенчук, Михаил Беломлинский и Валерий Доррер, кинорежиссеры Владимир Венгеров и Илья Авербах. С ними приходили их дамы: Галя Венгерова, Вика Беломлинская, какие-то ленинградские красавицы, знакомые знакомых, люди, имена которых я сейчас не могу вспомнить. В итоге в номер набивалось довольно много гостей, которые им восхищались, дивились охотничьим сюжетам, пили вино и курили, непринужденно располагаясь на креслах да и прямо на полу на шкурах. Всем нравились диковинная обстановка и демократическое общение. Наш оригинальный визит в город на Неве был долго памятен друзьям — соучастникам встреч в «Европейской».

Рисунки, которые мы с Лёвой сделали, сыграли свою роль в нашем творческом становлении, став определенным вкладом в тему городского пейзажа Санкт-Петербурга.

Пришла пора возвращаться в Москву, надо было паковать вещи — их только прибавилось за время пребывания в Ленинграде. Например, старинные утюги разного стиля, продававшиеся в комиссионках по низкой цене — рубль за штуку. Художественным оборудованием и всем остальным скарбом, включая магнитофон, который мы брали с собой, машина была забита до отказа.

Закончив сборы, мы выехали в Москву. В дороге живо обсуждали детали нашей ленинградской жизни. К сожалению, в конце довольно утомительного путешествия нас ожидало тяжелое испытание: примерно в сорока километрах от Москвы, в районе Зеленограда, произошла серьезная авария с нашим участием, но не по нашей вине.

За рулем находился Лёва, уже сильно уставший. Однако дело было не в нем. На сильно загруженной трассе огромный автобус вырулил из своего ряда прямо на нас. Фары автобуса ослепили глаза. Лёва интуитивно сделал движение вправо, и, может быть, это спасло нам жизнь, потому что удалось избежать прямого лобового столкновения. Удар пришелся в начало второй двери со стороны водителя. Машину закрутило, Лёву выбросило в открывшуюся переднюю дверь, и он улетел далеко вперед, в кусты. Меня эта же сила прижала к сиденью.

Когда я пришел в себя, машина лежала на боку. Чтобы выбраться, я попытался встать и, держась за руль как за некий рычаг, открыть находящуюся надо мной водительскую дверь. Это получилось не