Стреломант 4 - Эл Лекс

На этот раз без вопросов. Без приказов и уговоров. Без сомнений. Есть поверженный товарищ, и есть тот, кто его поверг, а значит — враг. И их трудно винить за их действия. У них в головах есть четкий план действий на подобные ситуации.

И этот план мне на руку.

Ведь теперь между мной и противниками нет ничего, кроме пустых двух метров коридора.

Сперва — купол в середину коридора, в котором пули увязли, как в киселе. Потом — две стрелы с горизонтального лука в дверной проем. Они, в отличие от пуль, прошили пузырь с легкостью, пролетели справа и слева от солдат, которые видели, что я промахиваюсь, и потому не спешили укрываться, продолжая заливать свинцом пузырь замедленного времени.

Только я не промахивался.

Просто они не видели, что между стрелами натянута тонкая нитка активной праны, словно веревка, соединяющая две половинка снаряда бола. Они не видели, что, пролетая мимо, стрелы захлестывают их этой нитью, она натягивается, сбивая стрелы с траектории, кидая их друг навстречу другу, пока они не встретились в воздухе, нить не перехлестнулась…

И запечатала всю четверку солдат в одном огромном цилиндре замедленного времени.

Их глаза медленно расширялись, когда до них начало доходить, что я двигаюсь намного быстрее обычного человека, их винтовки продолжали медленно и печально плеваться огнем и свинцом, выдерживая между выстрелами такие паузы, что я успел бы выпить кофе, стволы по миллиметру принялись сдвигаться, пытаясь успеть за моей фигурой.

А я тем временем прошел мимо закрытых в цилиндре солдат, держа их справа.

Потому что влево еще один, пятый, утащил поверженного.

Едва я мелькнул в проеме, как туда тут же ударил рой пуль, частично угодив в цилиндр. Я остановился и глянул сквозь цилиндр на своего противника. Он сидел на полу, наполовину придавленный своим отключенным коллегой, и с ненавистью смотрел на меня через прицел винтовки. Стрелять больше не решался — боялся зацепить своих, закрытых в цилиндре.

А я не боялся.

Стрела мелькнула сквозь купол и ударила прям в винтовку противника, парализуя и ее и его. Пройдя прямо сквозь цилиндр, я нагнулся и поднял единственную винтовку, не закрытую в другой времени — единственную, с которой сейчас мог бы хоть как взаимодействовать. Ту, что была в руках того, кто заварил всю эту кашу.

Перед тем, как выйти я не удержался и бросил солдатам, которые за все это время едва ли на четверть повернулись в мою сторону:

— Я пошел. Не скучайте. Хотя тут сейчас не до скуки будет.

Хотя, какой смысл с ними разговаривать? Для них сейчас мой голос как комариный писк, надо думать.

Да и хрен с ними вообще.

Я вышел с этажа на лестничную клетку, перекинул ремень винтовки через шею, поднял оружие стволом вверх и коротко выжал спуск. Загрохотали выстрелы, усиленные акустикой гулких стен — я чуть не оглох!

Ну и прекрасно! Если уж я чуть не оглох, то другие точно услышат!

Я пошел вниз по лестнице, держа винтовку в обеих руках и пристально наблюдая за попадающимися на пути дверями.

Пятый этаж. В дверях мелькнул силуэт солдата, и я тут же выдал туда короткую очередь. Даже не в саму дверь, а просто в ее сторону, чтобы заставить противника укрыться. Заставить его боевые гормоны выделиться в кровь, моментально разогнать его сознание, сузить поле зрения до узкого коридора обстреливаемого сектора, а его разум — до единственного решения вести ответный огонь.

После этого я отпустил винтовку, позволяя ей повиснуть на ремне, и выстрелил стрелой в середину дверного проема, ставя купол замедления. Теперь, когда солдат, поняв, что я больше не стреляю, высунет ствол, чтобы открыть ответный огонь, его пули зависнут внутри купола, вместе со звуком выстрела. И так будет, пока купол не пропадет.

А пропадет он тогда, когда этого захочу я.

Скиллтрит не прошел для меня даром — теперь я видел, как к любой моей прановой структуре тянулись тонкие нити, начинающиеся у меня в груди, в районе сердца. Такие же тонкие, как нить, что соединяла две стрелы, они тем не менее питали активной праной мои купола и цилиндры замедленного времени, держа их на месте столько, сколько мне понадобится.

Или сколько получится, пока не кончится моя прана.

Поэтому я шел по этажам вниз, поливая из винтовки любой дверной проем, встретившийся на пути, и тут же закрывая его куполом. Так я прошел четвертый этаж, третий, и принялся спускаться на второй.

Но, едва я ступил на ступеньки, едва только мои ноги стали видны охраннику второго этажа, как по ним тут же хлестнула автоматная очередь!

Солдат не стал дожидаться, когда я в него выстрелю, и решил начать сам!

Меня спасло, наверное, только то, что я до сих пор был обут в заячьи шкурки, которые из-за своей пухлости делали мои ступни визуально сильно больше. Поэтому, когда солдат думал, что стреляет по моим ногам, на самом деле пули рванули мех, выдирая его целыми кусками, но не касаясь даже пальцев.

Я, конечно, моментально отпрянул назад, убирая ноги с линии огня, и быстро огляделся, прикидывая, что делать дальше. Здесь оставаться нельзя — за дверью, хоть и перекрытой временным барьером, — еще один противник, а мои запасы праны не бесконечны, и с каждым новым установленным барьером ее все меньше и меньше, осталось от силы на минуту. То есть, через минуту я окажусь заперт уже между двумя солдатами, желающими нафаршировать меня свинцом. А для того, кто на третьем этаже, это будет особенно просто — я так и напрашиваюсь на очередь, стоя четко очерченным черным силуэтом на фоне открытого окна…

Окно! Оно же все еще открыто!

Я просунул винтовку в щель между лестничными пролетами и выдал длинную очередь, болтая стволом из стороны в сторону, чтобы пули летели как можно более хаотично. Десять-двенадцать выстрелов — и оружие смолкло, громко щелкнув затворной задержкой. Тогда я достал винтовку обратно, тихо положил ее на пол и выпрыгнул в окно, как это уже сегодня делал.

В этот раз прановые клинки в моих руках были с режущими кромками. Их создание съело еще половину оставшегося запаса, но зато я проехался по стене, цепляясь и тормозя ими, как когтями, а достигнув по-прежнему открытого окна второго этажа, с усилием повернул их поперек вектора движения, останавливаясь, и инерция закинула меня внутрь, прямо на лестничную клетку.

Прямо перед дверью, прижавшись к косяку которой стоял и солдат и держал на мушке место, в котором последний раз меня видел. Место, из которого я в последний раз стрелял.

Конечно, он заметил мое появление совсем из другой точки. Но перекинуть линию огня шансов у него уже не было — едва только влетая в окно, я уже заставил клинки из праны превратиться в лук и стрелу, и, едва мои ноги коснулись кафеля, даже раньше, чем меня потянула вперед сила инерции, я выстрелил, закрывая солдата во временном пузыре.

Праны осталось совсем чуть-чуть.