Обещание страсти - Даниэла Стил

— Но ведь это не материал, основанный на документах.Это интервью. — Она поймала его взгляд. — Вы знаете, что я незанимаюсь интервью. И кроме того, речь пойдет не о Миссисипи. Он говорит окалифорнийских тюрьмах. А о них я знаю не больше всякого другого — только то,что писалось в газетах.

Предлог был никудышным, и оба это осознавали.

— Принципы те же, Кизия. Вы это понимаете. К тому женас просят дать материал о Лукасе Джонсе, а не о калифорнийских тюрьмах. Обэтом он вам расскажет и сам. Если нужно, прочтите его первую книгу. Там естьвсе, если только вы сможете это переварить.

— Что он за человек?

Симпсон подавил улыбку. Возможно… возможно… Нахмурился иположил сигару в пепельницу.

— Странный, интересный, очень сильный, очень закрытый иодновременно искренний. Я видел его выступления, но лично не знаком.Впечатление такое, будто он готов все что угодно и кому угодно рассказывать отюрьмах, но о себе и слова не скажет. Интервью с ним будет делом непростым. Ябы сказал, он все время настороже, но в то же время, безусловно, обаятелен.Похож на человека, который ничего не боится, потому что ему нечего терять.

— У всех есть что терять, Джек.

— Вы говорите о себе, моя дорогая, но с некоторымилюдьми дело обстоит совсем по-другому. Они уже потеряли все, что им дорого.Перед тем как он попал в тюрьму, у него были жена и ребенок. Ребенок погиб вавтомобильной катастрофе, виновник ее скрылся, а жена покончила самоубийствомза два года до того, как его выпустили. Возможно, он один из тех, кто потерялвсе… От такой жизни можно сломаться. Или обрести свободу. Думаю, именно так ислучилось. Те, кто хорошо его знает, относятся к нему как к Богу. Вы услышите онем массу прямо противоположных отзывов — теплый, любящий, добрый или,наоборот, безжалостный, жестокий, холодный. В зависимости от того, с кем будетеговорить. По-своему он человек-легенда, человек-загадка. Никто по-настоящему незнает, кто он на самом деле.

— Похоже, вам о нем многое известно.

— Он меня заинтересовал. Я прочел книгу, побывал навыступлениях. Можно сказать, провел небольшую исследовательскую работу, передтем как пригласить вас обсудить этот вопрос. Мне подумалось, что вы сможетенаписать о нем блестящий материал. Вы чем-то похожи — оба живете в подполье.Возможно, знакомство с ним вас кое-чему научит. И, несомненно, такой материалбудут читать все.

— Поэтому я и не могу за него взяться. — К нейснова вернулась твердость. Но Симпсон не терял надежды.

— Вы стали стремиться к безвестности?

— Не к безвестности, а к благоразумию. Анонимности.Душевному покою. Ничего нового. Мы обсуждали все это уже много раз.

— В теории. А сейчас речь идет о вопросе практическом.О том, чтобы сделать статью, которая будет не только интересна вам самой, но ичрезвычайно перспективна с профессиональной точки зрения, Кизия. Я просто немог не предоставить вам такую возможность. Вы сваляете дурака, если откажетесь.

— И еще большего дурака — если соглашусь. Нет, не могу.Я слишком многим рискую. Если попытаюсь взять у него интервью, «фурор», как вывыражаетесь, произведу я сама. Из того, что вы рассказали мне, я поняла, что он— личность заметная. И неужели вы думаете, что потребуется много времени, чтобыблагодаря ему я тоже оказалась в поле зрения? Да взять того же Джонса. Он можетзнать, кто я такая. — На этот раз она уже твердо покачала головой.

— Он не тот человек, Кизия. Плевать он хотел насветскую жизнь, на балы дебютанток и все остальное, что делается в вашем мире.Он слишком занят тем, что происходит в его собственном. Готов поклясться, чтоон никогда не слышал вашего имени. Он — Калифорнией, сейчас живет на СреднемЗападе, вряд ли когда-нибудь был в Европе, и можете быть абсолютно уверены — онне читает светскую хронику.

— Ну, не скажите…

— Готов поручиться. Я чувствую этого человека и почтинаверняка знаю, к чему он стремится. Только к одному. Он бунтарь, Кизия.Интеллигентный самоучка, абсолютно убежденный бунтарь. Ни в коем случае неплейбой. Ради Бога, детка, будьте благоразумны. Речь идет о вашей карьере. Наследующей неделе он будет выступать в Чикаго, и вы легко и незаметно дляокружающих сделаете все, что нужно. Возьмете на следующий день интервью вофисе, и точка. Никто из пришедших на выступление не узнает вас. Более того, яабсолютно уверен, что и он вас не знает. Нет оснований думать, что вы несойдете за К.-С. Миллер. Ему будет куда интереснее, что вы о нем напишете, чемто, как складывается ваша личная жизнь. О таких вещах он просто не думает.

— Он гомосексуалист?

— Возможно, не знаю. Понятия не имею, что делают счеловеком шесть лет тюрьмы. Да это и не имеет значения. Важно то, за что онвыступает и как он это делает. Вот в чем суть. Если бы я хоть на секундузаподозрил, что этот материал может вызвать у вас затруднения, я никогда бы вамего не предложил. Могу только еще раз подчеркнуть, что совершенно убежден: онпонятия не имеет, кто вы и откуда.

— Но откуда такая уверенность? Предположим, онавантюрист, ловкий жулик — узнает, кто я такая, и решит на этом сыграть. Иполучится совсем наоборот: не он, а я прогремлю во всех газетах благодаряистории с интервью.

Симпсон начал терять терпение. Он погасил сигару.

— Послушайте, вы пишете о разных событиях и местах, ополитике, беретесь за психологические портреты. Вы написали несколько отличныхвещей, но ни одна из них не смогла бы сравниться с этим материалом. Я думаю, ондолжен у вас получиться. Это ваш главный шанс, Кизия. Вопрос только в том, пишущийвы человек или нет.

— Разумеется. Просто все это кажется мне чрезвычайнонеразумным. Нарушением собственных правил. Я спокойно жила целых семь леттолько потому, что была абсолютно, целиком и полностью осторожна ипредусмотрительна. Если я начну брать интервью, сделаю это… потом другие… и…Нет. Я просто не могу.

— Вы не хотите даже обдумать мое предложение. Вот егопоследняя книга, на случай если вам захочется прочесть. Убежден, перед тем какокончательно что-либо решить, вы должны хотя бы просмотреть ее.

Поколебавшись несколько секунд, она чуть кивнула головой.Это единственная уступка, на которую она пойдет. Кизия по-прежнему уверена, чтоделать материал не будет. Не позволит себе этого. Вероятно, Лукасу Джонсу инечего терять, но ей есть что. Она может потерять все. Душевный покой итщательно охраняемую тайну, которую с таким трудом пестует. Лишь благодаря этойжизни она держится. Ни для кого на свете она не поставит эту жизнь под угрозу.Ни для Марка Були, ни для Джека Симпсона, ни для незнакомого жулика, ставшегосенсационной фигурой. Ну его к черту! Ни один человек этого не стоит.

— Ладно, я прочту книгу. — Впервые за последниеполчаса она улыбнулась и с жалобным видом покачала головой. — Вы отличноумеете уговаривать. Злодей!

Однако Симпсон понимал, что отнюдь не уговорил ее. Емуоставалось надеяться лишь на любопытство Кизии и на то, что написал ЛукасДжонс. Он утром почувствовал, что это — ее тема, а ошибался он очень редко.